— …два острия, — докончил Геральт. — Слышал.

— А! Делай как хочешь. — Друид отвернулся, сплюнул. — Подумать только, я готов был подставить за тебя шею…

— Ты?

— Да. В противоположность тебе я верю в Предназначение. И знаю, как опасно играть с обоюдоострым мечом. Не играй, Геральт. Воспользуйся представившейся возможностью. Преврати то, что связывает тебя с Цири, в нормальные, здоровые узы ребенка и опекуна. Ибо если нет… Тогда эта связь проявится иначе. Страшней. Негативным и разрушительным образом. Я хочу уберечь от этого и тебя, и ее. Если ты захочешь ее забрать, я возражать не стану. Я взял бы на себя риск объяснить Калантэ, почему…

— Откуда ты знаешь, что Цири захочет пойти со мной? Из древних пророчеств?

— Нет, — серьезно сказал Мышовур. — Оттуда, что уснула она только тогда, когда ты ее приласкал. Что она мурлычет сквозь сон твое имя и ручкой ищет твою руку.

— Достаточно, — Геральт встал, — а то я уж готов и вовсе взволноваться. Бывай, бородач. Мои поклоны Калантэ. А относительно Цири… Придумай что–нибудь.

— Тебе не уехать, Геральт.

— От Предназначения? — Ведьмак подтянул подпругу трофейного коня.

— Нет, — сказал друид, глядя на спящую девочку. — От нее.

Ведьмак покачал головой, вскочил в седло. Мышовур сидел неподвижно, копаясь прутиком в погасшем костре.

Геральт отъехал тихо, через вереск, доходящий до стремян, по косогору, ведущему в долину, к черному лесу.

— Гера–а–альт!

Он обернулся. Цири стояла на вершине холма, маленькая, серая фигурка с развевающимися пепельными волосами.

— Не уходи!

Он помахал ей рукой.

— Не уходи, — тихо всхлипнула она. — Не ухо–о–оди!

«Я должен, — подумал ведьмак. — Должен, Цири. Потому что… Я всегда ухожу».

— Ничего у тебя не получится все равно. Вот увидишь! — крикнула она. — И не думай! Не убежишь! Я твое Предназначение, слышишь?!

«Предназначения не существует, — подумал он. — Не существует. Единственное, что предназначено всем, это смерть. Именно смерть — второе острие обоюдоострого меча. Одно — это я. А второе — смерть, идущая за мной по пятам. Я не могу, мне нельзя подвергать опасности Цири».

— Я — твое Предназначение! — донеслось до него с вершины холма, тихо, отчаянно.

Он тронул коня пяткой и поехал вперед, словно в бездну углубляясь в черный, холодный и подмокший лес, в дружелюбную тень, во мрак, которому, казалось, нет конца.

Нечто большее

1

Когда по доскам моста вдруг зацокали копыта, Йурга даже не поднял головы, только тихо взвыл, отпустил колесо, с которым мучился, и со всей доступной резвостью вполз под телегу. Распластавшись, сдирая спиной шершавую корку засохшего навоза и грязи, покрывающую снизу дно повозки, он дрожал и прерывисто повизгивал от страха.

Конь медленно приблизился к телеге. Йурга видел, как он осторожно и мягко ступает по прогнившим, омшелым доскам.

— Вылезай, — сказал невидимый наездник.

Йурга щелкнул зубами и втянул голову в плечи.

Конь фыркнул, топнул.

— Спокойно, Плотва, — проговорил наездник. Йурга услышал, как он похлопывает лошадь по шее. — Вылезай оттуда, человече. Я тебе ничего плохого не сделаю.

Купец ни на грош не поверил в заверения незнакомца. Однако в голосе было что–то такое, что успокаивало и в то же время интриговало, хотя вряд ли можно было назвать этот голос приятным. Йурга, вознося шепотом молитвы нескольким богам сразу, осторожно высунул голову из–под телеги.

У наездника были белые, как молоко, волосы, стянутые на лбу кожаным ремешком, и черный шерстяной плащ, ниспадающий на круп каштановой лошади. На Йургу верховой не смотрел. Наклонившись в седле, он разглядывал колесо телеги, по самую ступицу застрявшее между растрескавшимися досками. Неожиданно поднял голову, скользнул по купцу взглядом и принялся рассматривать заросли вдоль ущелья. Лицо его ничего не выражало.

Йурга выкарабкался из–под телеги, заморгал, вытер нос, размазывая по физиономии деготь, прихваченный со ступицы. Наездник уставился на него темными прищуренными, проницательными, острыми, как рыбьи косточки, глазами. Йурга молчал.

— Вдвоем не вытащить, — сказал наконец незнакомец, указав на застрявшее колесо. — Один ехал?

— Сам–третей, — промямлил Йурга. — Со слугами. Сбежали, гады…

— Неудивительно, — сказал наездник, глядя под мост, на дно ущелья. — Ничего странного. Думаю, тебе следует поступить так же. Самое время.

Йурга не проследил за взглядом незнакомца. Не хотел смотреть на груды черепов, ребер и берцовых костей, разбросанных меж камней и выглядывающих из–под лопухов и крапивы, покрывавших русло высохшей речки. Боялся, что достаточно еще раз увидеть черные провалы глазниц, выщеренные зубы и потрескавшиеся мослы, чтобы все его самообладание развеялось и жалкие остатки храбрости улетучились, как воздух из рыбьего пузыря, заставив мчаться по тракту в гору, обратно, давясь собственным криком, как это было с возницей и слугой меньше часа назад.

— Чего ждешь? — тихо спросил наездник, поворачивая коня. — Темноты? Тогда будет поздно. Они явятся за тобой, как только стемнеет. А может, и раньше. Давай прыгай на коня за мной, сзади. Убираемся отсюда, и как можно скорее.

— А телега? — в голос завыл Йурга, не очень понятно, со страха ли, отчаяния или бешенства. — А товары? Целый год трудов. Уж лучше подохнуть! Не оставлю–ю–ю!

— Сдается мне, ты еще не знаешь, куда тебя лихо занесло, дружище, — спокойно проговорил незнакомец, указывая рукой на чудовищное кладбище под мостом. — Говоришь, не бросишь телеги? Да пойми ты, когда наступит темнота, тебя не спасет даже сокровищница короля Дезмода, не то что твой паршивый воз. Какого черта тебе взбрело в голову ехать через это урочище? Решил дорогу срезать. Не знаешь, что тут творится со времен войны?

Йурга покрутил головой: не знаю, мол.

— Не знаешь, ну–ну, — бросил незнакомец. — Но то, что лежит на дне, видел? Трудно не заметить. Это те, которые тоже срезали дорогу. А ты говоришь, не бросишь телеги. А кстати, интересно узнать, что там у тебя?

Йурга не ответил, глядя на наездника исподлобья и пытаясь решить, что лучше — «пакля» или «старые тряпки».

Наездника, казалось, не очень интересовал ответ. Он успокоил каштанку, грызущую удила и потряхивающую гривой.

— Господин, — пробормотал наконец купец. — Помогите. Спасите. До конца жизни помнить буду… Не оставляйте… Что захотите дам, чего только захотите… Спасите, господин!

Незнакомец резко повернул голову, обеими руками опершись о луку.

— Как ты сказал?

Йурга молчал, раскрыв рот.

— Дашь, чего захочу? А ну повтори.