– Николай Николаевич, прояснили вопрос?

– Минуточку. Мы еще не привели себя в порядок.

Из коридора продолжал доноситься невнятный шум голосов, слышались какие-то поскрипывания и побрякивания. А между тем поезд стоял уже давно. Снова выглянув в окно, я поняла, что мы приехали на конечную станцию. Усатый железнодорожник опять обратился ко мне:

– Уважаемая, примерьте, пожалуйста, эту косынку. Я думаю, так будет лучше. – Он взял со столика ажурную шаль и накинул мне на плечи, на ночную футболку. Критически меня оглядел и добавил: – Думаю, не помешает пройтись расческой по волосам и подкрасить губы, если имеете такое обыкновение.

Я послушно выполнила требования, подчиняясь его обаянию.

Николай Николаевич выглянул в коридор и сделал кому-то отмашку рукой:

– Мы готовы. Фотограф может подойти.

Я ничего не понимала. Но в тот момент, когда на меня нацелили объектив фотоаппарата, начальник поезда, обращаясь ко мне, торжественно произнес:

– Вы стали миллионным пассажиром нашего нового фирменного поезда! Вы награждаетесь…

Вспыхнувшая в первый момент радость вдруг сменилась озабоченностью. Мошенники?

Но начальник поезда уже протягивал мне какой-то сертификат с печатями РЖД, объясняя, где и когда я смогу получить умопомрачительную сумму. И от меня не требовали ни рубля, ни копейки!

Я не знала, что сказать. Машинально взглянула на платформу и увидела женщину в длинном льняном платье. Ноги ее были босы, а длинные волосы перехвачены узенькой лентой. Она держала корзинку, наполненную какими-то фруктами, похожими на апельсины. Впрочем, это могли быть и клубки золотистого шелка. Странная пассажирка улыбалась мне уголками губ. Неужели греческая мойра не приснилась мне, а была настоящей?

* * *

Из вагона поезда мы вышли вместе с Николаем Николаевичем. Он нес мой чемодан и объяснял, почему меня сфотографировали спросонок, не дали одеться, привести себя в порядок. Сказал, что я и должна была выглядеть как проснувшаяся пассажирка, а не как фотомодель. Ведь моя фотография теперь будет украшать рекламные буклеты РЖД.

– И все-таки мне трудно поверить, что это простая случайность! – допытывалась я истины.

Николай – мы решили обходиться без отчеств – улыбался в усы, но в детали события не вдавался.

Я спросила, хватит ли мне этого выигрыша, чтобы купить домик у Черного моря.

– На первый взнос вполне. И, если вы не против, я помогу вам присмотреть подходящий вариант. А пожелаете, можем и дальнейшие расходы разделить. Ведь честно говоря, и я нынче скитаюсь где придется, все оставил жене при разводе. Сдадите мне угол?

Я остановилась, завязала узелком спадающую с плеч шаль, и мы пошли дальше. Несмотря на октябрь, солнечные лучи пригревали все сильнее.

Знаете ли вы свой возраст? Не тот, который указан в паспорте, а истинный, судьбой назначенный? Кому-то выпадают радостные восемнадцать, другому – вечные тридцать пять, а иной с рождения записан в старики. Возраст, как имя, дается единожды и навсегда. Угадал его, живешь, ему соответствуя, – гармония и счастье тебе обеспечены. Нет – прости-извини, будешь по жизни кувыркаться.

Мария беспечно пролистывала годы, не подсчитывая их. Из зеркальца на нее неизменно смотрело одно и то же миловидное лицо: ровный носик, ясные, с зеленоватыми крапинками глаза, в меру припухлые губы. Мелкие штрихи, добавленные временем, мало изменяли облик, ибо наносились не вдруг, а исподволь, незаметно. Одежда тоже намекала о полноте очень тактично. Новый, более просторный жакет носился в черед с обтягивающим свитерком, старожилом платяного шкафа. Впрочем, внешний вид мало занимал Марию. Голова ее была занята работой и повседневными делами.

Работала Мария программистом, и мысли ее летали по траектории чисел, по закономерностям статистики, по оценкам погрешности. Но однажды в туманный час возникла у нее дума личного свойства, хотя тоже с математическим уклоном. Как-то она заметила, что перестали ей попадаться на глаза прежние знакомые. Раньше, бывало, выберешься в центр города и непременно наткнешься то на школьную подружку, то на товарища по детским играм, то на однокурсника. А теперь в подземном переходе, под главным перекрестком городских магистралей, Марии попадались на глаза только всякие экзотические типы – старуха нищенка, или музыкант, или девушка, раздающая рекламные проспекты. Теория вероятности перестала управлять миром. Конечно, в огромном городе, среди миллионов людей, растеряться нетрудно, но почему все знакомые исчезли разом? Сговорились? Собрали свои вещички и улетели на другую планету?

Ответ на заковыристый вопрос пришел не сразу. Близилось двадцатипятилетие со дня последнего школьного звонка. Как водится, нашлась пара-тройка энтузиастов, они раскопали адреса и телефоны бывших выпускников, отыскали потерянных и забытых. Вспомнили и о Марии.

Народу пришло немало. Из трех выпускных классов сейчас набралось бы два полновесных. Почти никто не умер, не уехал за границу, не скрывался от правосудия. Все были живы-здоровы и обитали в том же городе. А те, кого не было сегодня в школе, просто отказались от приглашения, не пришли. И теперь Мария завидовала их благоразумию.

Здесь, в толпе бывших выпускников, она поняла, почему ей перестали встречаться на улицах друзья юности. За исключением трех одноклассников (с ними она время от времени пересекалась по делам), остальные «ребята» казались незнакомцами. И что самое печальное, незнакомцами не слишком юными. Разум ее сопротивлялся очевидному. Она не такая, как они. Она изменилась не так сильно. Что это самообман, она убедилась тут же, на вечере.

По цепочке – через знакомых, к подзабытым и не узнанным – бывшие одноклассники знакомились заново.

Мария и Вениамин Удальцов стояли друг против друга в растерянном недоумении. Каждый пытался найти в другом сохраненные памятью черты, но это было затруднительно. Особенно в невыгодном свете предстала Мария. Она как будто держала перед Удальцовым экзамен на соответствие тому романтическому образу, который он пронес через года.

В школьные годы Маша и Веня сидели за одной партой, и парень был до безумия влюблен в свою соседку. Однако коротышка Удальцов совсем не интересовал Машу, умницу и красавицу. И не только потому, что был ниже ее ростом. На уроках он подталкивал свою соседку локтем, выкрикивал глупые шутки, плевался через трубочку скатышами бумаги, зато у доски беспомощно вздыхал, молчал, выглядел дурак дураком. Кому понравится такой воздыхатель?

Но сейчас Удальцов мог бы понравиться женщине.

Пусть полноват, с лысиной и по-прежнему невысок ростом, зато осанистый, в безупречном дорогом костюме и в сверкающих ботинках с модными носами, он выглядел солидным начальником. В голосе его и ныне звучали шутливые нотки. Однако не угодливые, как прежде, когда он веселил класс, а пренебрежительные, с оттенком сознаваемого превосходства. И этот новый Удальцов заинтересовал Марию.