На входе, перед зеркальной вертушкой, Антон повернулся и на этот раз громко сказал:

– Завтра в десять часов утра я жду вас в своем кабинете. Номер кабинета спросите у Залимхана Тадиева.

Он вышел, сунул в рот новый пластик жвачки и вернулся в фойе. Картина, представшая его взору, Антона позабавила. Управляющий только что закончил нажимать на своем телефоне кнопки и снова собирался куда-то звонить.

– Я забыл, Занкиев, не суетитесь. С Тадиевым тоже все в порядке, просто он сейчас в Турции. Впрочем, если вам легче дозвониться до него, нежели поинтересоваться номером моего кабинета в Следственном комитете, звоните.

И вышел. Нельзя следователя Следственного комитета ловить в коридоре гостиницы, как полового, и требовать отчета о проделанной работе. Нельзя. А с оперуполномоченными Управления собственной безопасности МВД так поступать и вовсе не следует.

Заколдованный круг имен, фамилий и адресов. Губернатор Мирнской области, приехав на пару суток в Москву, окутал свое присутствие в столице плотно сотканной паутиной лиц, не имеющих к его присутствию в столице никакого отношения. Удивляться было нечего, ибо чем выше статус объекта преступления, тем шире круг подозреваемых. Это бесспорная истина, открытая Копаевым давно. С тех самых пор, когда он впервые ступил на крыльцо здания ГУВД в Екатеринбурге.

Еще задолго до убийства Резуна он знал, что губернаторов просто так не убивают. Всем известно, что руководители администраций субъектов РФ по улицам, как в былые годы царь-батюшка, не ходят, с простым людом разговаривают лишь для телевидения и через мощный кордон личной охраны. И если случилось так, что приехали в Москву инкогнито, то не для того, чтобы поучаствовать в заседании Совета Федерации или выпросить в Минфине пару сотен тысяч для тренажерного зала в Мирнске. Резуна привела в столицу причина, не имеющая к его служебной деятельности никакого отношения. Либо имеющая, но не имеющая ничего общего с его функциональными обязанностями главы администрации.

Губернатора невозможно ограбить. Например, его нельзя избить в темном переулке, отобрав сотовый телефон и портфель с планом строительства дорог в области. Нельзя прирезать в пьяной бытовухе, потому что тот если и пьет, то, как правило, лишь в компании председателя областного суда, начальника ГУВД области да пары министров. И предполагать, что это председатель Мирнского областного суда, не выдержав пьяных оскорблений, чиркнул складным ножом по горлу губернатора, по меньшей мере, несерьезно.

В «Потсдаме» (Антон проверил) на момент умерщвления губернатора, помимо Резуна, находились: президент сотовой компании «Энком» (гуляющий с бабами и сорящий деньгами, как фантиками), управляющий банком «Зеро-банк» (тоже без охраны и тоже с проститутками) и многие другие, у кого по определению наличных было больше, нежели у руководителя дотационного региона страны. Между тем бумажник Резуна, демонстративно брошенный посреди комнаты, был вывернут наизнанку, и все, что там к моменту прибытия Тоцкого оставалось, это фотография жены и любимой собаки. Кейс, обнаруженный Колмацким, был пуст.

Получается, следователь должен был увериться в том, что Резуна ограбили.

Но именно по этим установленным фактам Антон догадался об обратном. Резуна не грабили, его просто «убирали» с дороги. Если в кейсе перевозилась взятка из Мирнска на предстоящее заседание кабинета министров и убийцам это было хорошо известно, тогда зачем выворачивать кошелек губернатора? Чтобы добавить мелочь к миллионам из портфеля и обогатиться еще тысяч на десять рублей? Да и цепь, позабытая на трупе, стоила гораздо больше той мелочи, что нашли в кошельке. Человек, резавший горло Резуну, вряд ли побрезговал бы потом ее снять.

Серая пятиэтажка, чье состояние уже прямо свидетельствовало о том, что стоять ей здесь и позорить столицу осталось недолго. Антон поднялся на второй этаж и занес над дверью руку. Дернул автоматически в воздухе, как человек, с детства пораженный ДЦП, и замер. Меж косяком и створкой, обделенной какими-либо излишествами, включая даже дерматин и второй замок, виднелась щель. Копаев воткнул в дверь палец и слегка надавил. Створка открылась.

Они начали здесь, в коридоре. Это вне сомнений. Вот левый ботинок Тарзана, вот обе туфли Зины. И лежат они так, словно их сбрасывали с ног движениями, коими вратарь выносит мяч в поле. Защелкнуть замок времени уже не было. Антон пошел по следу, удивляясь этапам раздевания. Вот блузка Зины (скорее всего, Зины), рядом – трусы Тарзана (во всяком случае, так думалось, что Тарзана). А чуть поодаль – брюки Тарзана. Нечего и удивляться тому, что дверь не заперта, коль скоро трусы он успел снять вперед брюк. Очень, очень хочется посмотреть на этого Копперфилда.

Торопились, ох, торопились… Не дай бог так оголодать.

Квартира двухкомнатная, родителей у Тарзана, как всем известно, нет, а потому события в маленькой комнатке развивались стремительно и мощно. «Укуси, укуси меня!» – слышалось из нее. Раздавался рык, вскрик, свидетельствующий о том, что просьба исполнена. И скрип ДСП, напоминающий стон дерева в разгар тайфуна, возобновлялся с новой силой.

«Повег’нись!.. Повег’нись вот т-так!.. Нет, вот т-так!.. Нет, не т-т-ак!.. Да, вот так, кг’ошка!».

– Записать бы это, – пробормотал Копаев.

Он вспомнил, что он не ел с самого утра. Тихо вернувшись в коридор, он так же тихо закрыл замок, прошел на кухню и переступил через лежащий на полу опрокинувшийся пакет с провизией. Он был принесен из гостиницы, и сомнений в этом не было никаких: упакованные в целлофан бутерброды, несколько бутылок вина (одну такую он видел в мусорной шахте), зелень и баночки с консервами. На какие шиши это закуплено, было неясно. Скорее, не закуплено, а вынесено из кухни в тот момент, когда поваренок чинил прорвавшийся кран и уделять внимания остальному был не в состоянии.

«А-а!» Антон вздрогнул и распечатал один из бутербродов. Был он с красной икрой, и хлеб под ней хрустел. Проверил холодильник, принюхался к одной из бутылок, чтобы не оскоромиться спиртом вместо минералки, и с удовольствием перекусил.

В зале он, под вопли из запертой спальной – «А теперь ты мне так!» – расположился на диване и подтянул к себе распахнутые и позабытые хозяином нарды. Расставил фишки и стал бросать кости не на доску, дабы не стучать, а на диван.

Копаев был мужчиной. Появиться в дверях с папкой в руке в эти мгновения было выше его убеждений. Он не столько понимал Тарзана, сколько саму суть происходящего. Даже если бы за дверями сейчас находился не слесарь «Потсдама», а убийца, он, скорее всего, дал бы процессу закончиться в нормальном режиме. Есть принципы, переступать через которые некоторые мужики не могут, и Антон к этим мужикам относился в полной мере. Он продолжал бросать кости даже после того, как вопли прекратились и по спальне стали расплываться глубокие стоны.

«Давай еще, но по-дг’угому?»

– Э-э нет! – возразил Копаев, встал и уже стоя выбросил кости. Выпало два и один. Не беда, все равно проиграл. Себе.