В этот миг серебристый «ягуар» завизжал колесами, остановился, затем на большой скорости подался назад и поравнялся с ней. Боковое стекло чуть опустилось, и Клер обрушила на Шона поток ругательств, которые жгли ей язык:

— Ах ты, грязный сукин сын! Я тебя убью! Ненавижу!…!

— Какая изысканная речь. Сразу видно выпускницу частной школы.

В темноте она не могла видеть выражение лица Шона, но в его голосе ясно расслышала полнейшее безразличие к ее бессильному гневу.

— Да пошел ты!.. — Клер выразилась еще похлеще, дергая заблокированную дверцу машины.

В ответ в окно вылетел ком ее одежды, туфли. Клер успела подхватить платье и прикрыться им.

— А теперь послушай меня. И как можно внимательнее, детка, — донесся до нее все тот же бесстрастный голос Шона. — В этой жизни нет безжалостнее учителя, чем унижение. Между нами, разумеется, все кончено: я в отличие от многих никогда не беру то, что предлагается мне по дешевке. Но я надеюсь, что этот урок сослужит тебе хорошую службу и впредь ты не станешь так охотно демонстрировать свои прелести перед юнцом, имя которого даже не потрудилась запомнить.

«Ягуар», издевательски подмигнув габаритными огнями, с ревом помчался по дороге. Прижав одежду к груди, Клер смотрела вслед исчезающей машине. Из ее глаз водопадом лились слезы. Боль сдавливала грудь словно обруч. Если это то, ради чего она родилась, то лучше бы ей умереть прямо на этом месте!.. Она в одночасье утратила все — гордость, достоинство, самоуважение и, главное, Шона. Слишком поздно она осознала, что он никогда бы не занялся с ней любовью на заднем сиденье пусть и роскошной машины. Нет, если бы они оказались в постели, под ними были бы хрустящие свежестью простыни. Она бы все понимала, все чувствовала и наслаждалась бы каждой минутой, проведенной в его объятиях. А может, тоненький голосок нашептывал ей в эти минуты, что если Шон овладеет ею, пусть и в порыве безумной злости, то уже не посмеет отказаться от нее? И ему придется ее простить. Но как бы там ни было, Клер усвоила этот урок. За одну ночь она повзрослела самым жестоким, самым мучительным образом, какой только можно себе вообразить.

Клер и Уоррен в ожидании ужина устроились в библиотеке. Клер всегда нравилась эта комната с высоким сводчатым потолком и нетронутой викторианской обстановкой. Вдоль стен высились стеллажи с книгами, среди них были бесценные фолианты в потертых кожаных переплетах. В углу, прямо напротив стола, располагался старинный камин, на резной полке которого выстроилась коллекция хрустальных подсвечников и фарфоровых статуэток. Перед камином в медном ведерке стояли дубовые поленья, а каминную полку украшал герб рода Макгрифи. Пахло полиролью и книгами. Нигде не пылинки. Чувствовалось, что в этом доме все идеально, что здесь никто не посмеет повысить голос. В этом месте остро ощущались аристократические традиции. Триста лет назад Мэйфер считался самым шикарным районом Лондона. Здесь селилась знать, а если не жила здесь постоянно, то непременно снимала апартаменты на весь светский сезон. Каменные дома были в основном трехэтажные (учитывая, что в Британии подвальный этаж считается первым), с флигелями для прислуги, конюшнями и каретными сараями на заднем дворе. В одной из таких усадьб выросло несколько поколений Макгрифи.

Клер тоже провела здесь немало времени, но сейчас ей было не до приятных детских воспоминаний. Она не ожидала, что «Макгрифи компани» может оказаться в столь стесненном финансовом положении, учитывая, что на протяжении долгих лет журнал «Форчун» неизменно включал концерн в число пятисот ведущих корпораций мира. Естественно, у Клер возникло много вопросов к Уоррену, президенту компании. Брат сидел перед ней в массивном кресле из красного дерева, как всегда собранный, сухопарый, холеный. А она размышляла, с чего начать непростой разговор, как вдруг, неожиданно, он сам заговорил о делах. Правда, начал как всегда издалека.

— Когда десять лет назад мне пришлось занять пост главы компании, я вдруг обнаружил, что она практически не развивается. Политика маркетинга устарела, анализ и планирование тоже оставляли желать лучшего, к тому же руководство слишком полагалось на престиж имени Макгрифи. Не сразу, но мне все же удалось убедить совет директоров начать программу расширения торговой марки и открыть сеть аптек и магазинов в других странах континента. Кроме того, нужны были новые ассигнования на лабораторные изделия новых препаратов, необходимо было формировать, прогнозировать и отслеживать рынок сбыта, заниматься рекламой, совершенствовать производство…

Клер слушала внимательно, и у нее начало складываться впечатление, что Уоррен как будто оправдывается перед ней или просто желает найти себе оправдание.

— …И делать еще много чего сверх перечисленного, о чем ты даже не подозреваешь, чтобы конкурировать с фармацевтическими гигантами. На финансирование этих проектов, — (а также подкуп и перетягивание талантливых организаторов и разработчиков, добавила про себя Клер), — необходимы были сотни миллионов фунтов стерлингов…

Немудрено, опять подумала Клер, ведь годовой оборот с валового продукта перевалил за миллиард, если судить по документам, представленным ей Дэнвером.

— …поэтому мы шли и идем обычным путем, — продолжал с воодушевлением Уоррен. — Берем кредит в банке, потом выбрасываем часть акций в продажу на фондовой бирже…

— Да, я обратила внимание, что процент акций в последний год заметно возрос, — заметила Клер.

Чело Уоррена (именно чело, иначе не скажешь!) прорезали надменные складки:

— Деловая женщина любит за утренним кофе пробежаться глазами по финансовым колонкам, по всем этим скучным цифрам — проценты по кредитам, биржевые квоты…

Клер была понятна его досадливая ирония. Уоррен считал, что женщина в бизнесе — дилетантка. Он никогда не одобрял ее стремления работать. В их окружении это было не принято. Считалось, что сам факт наносит удар по мужской гордости. Жена должна вести дом, заниматься прислугой, благотворительностью и сопровождать мужа на светские рауты. В Америке все обстояло иначе. Там женщина успевала заниматься карьерой и семьей, совмещая при желании светскую жизнь и работу Клер уверенно улыбнулась брату.

— Мир меняется, и, к счастью для некоторых, в лучшую сторону. Но в данном случае я должна благодарить за информацию не «Джорнэл» и не «Экономический вестник», а Генри Дэнвера.

Уоррен выпрямился в кресле.

— Вот как?

— Да. Мы виделись с ним на днях. Узнав, что я в Лондоне, Дэнвер счел нужным проинформировать меня, каким образом совет директоров распоряжается моим пакетом акций. Я ведь все же один из основных держателей, — подчеркнула последнее Клер. — Так вот, — продолжила она, забросив ногу на ногу, — Дэнверу кажется, что в погоне за прибылью мы слишком увлеклись привлечением новых вкладчиков. В последние полгода на фондовом рынке в неделю продается около восьмидесяти тысяч акций «Макгрифи компани», они неизменно растут в цене. Может, само по себе это и неплохо. Раз акции раскупаются, — рассуждала Клер, — значит, нашу корпорацию считают выгодным долгосрочным вложением. Но вместе с этим возрастает и поток акционеров. Среди них появилось несколько неизвестных компаний и трастовых фондов, которые уже владеют значительным пакетом акций. В общем, Дэнвер считает, что если «Макгрифи компани» и дальше будет вести такую финансовую политику, то к концу года мы можем утратить контроль над ситуацией.