Обер-лейтенант Вальтер Преториус (он же Томас), один из охранников Чапмена, — нацистский фанатик со страстью к английским народным танцам.

Чапмен стал изучать свой новый дом. Преториус по кличке Томас был его гидом и стражником. Спальня Чапмена на верхнем этаже виллы Бретоньер располагалась прямо над спальней Грауманна, чей многокомнатный номер занимал почти весь второй этаж. В соседней с Эдди комнате жил Келлер, чья спальня была также и комнатой для изучения радиодела. Войх и Шмид жили в одной комнате, а Преториус расположился в спальне по соседству с Грауманном. На нижнем этаже размещались столовая, элегантная курительная комната с панно, расписанными в стиле Фрагонара, и большой учебный класс со столами вдоль стен и стальным сейфом в углу. В милом коттедже садовника неподалеку от главного здания на первом этаже разместилась химическая лаборатория, где было все необходимое для изготовления взрывчатки, с пестиками, ступками и рядами зловещего вида бутылок, выстроенных вдоль стен.

Франц Штоцнер (он же Франц Шмидт), немецкий агент с акцентом лондонского кокни, до войны работавший официантом в Лондоне.

Весь штат прислуги на вилле Бретоньер был из числа местных жителей. Тридцатилетняя Одетта занималась кухней и хозяйством, ей помогала дочь-подросток Жанетт. Двое приходящих садовников, один из которых был бывшим заключенным, каждый день стригли траву, ухаживали за цветниками, пропалывали овощные грядки и кормили цыплят, гусей и свиней, содержавшихся в подсобном хозяйстве.

Обучение Чапмена начали немедленно. Для него изготовили список сигналов азбуки Морзе, и с помощью Келлера и Преториуса Эдди усвоил разницу между точкой и тире.

Затем он перешел к буквам, состоящим из двух элементов, потом — из трех и наконец научился выстукивать весь латинский алфавит. Его научили основным условным обозначениям, используемым в радиоделе, методам запоминания последовательностей букв, а также сборке рации.

Через три дня после прибытия Чапмена садовников отослали по домам пораньше, и Войх организовал в саду рассчитанный по времени взрыв, а затем продемонстрировал в лаборатории «химическое смешивание». Краснолицый диверсант обращался с летучими соединениями с чрезвычайной сноровкой, и Чапмен, гордившийся своим умением работать со взрывчаткой, был воистину впечатлен: «Он лишь брал в руки какое-нибудь вещество, смотрел на него, пробовал — и тут же начинал смешивать. Не думаю, чтобы он был химиком, — скорее, просто у него был большой опыт». Каждый день Чапмен и Войх работали в лаборатории, изготовляя самодельные бомбы и зажигательные смеси из самых простых ингредиентов — сахара, растительного масла, бертолетовой соли. Эдди изо всех сил старался запоминать составы смесей.

Карл Бартон (он же Германн Войх), главный инструктор по диверсионной деятельности на вилле Бретоньер.

Готовя Чапмена к парашютному прыжку, Лео начал учить его падать и перекатываться. К самому высокому в саду буку приставили лестницу; высота, с которой прыгал Эдди, постоянно увеличивалась, пока он не научился сигать с высоты 30 футов, не получая травм. После нескольких лет тюрьмы он был не в лучшей физической форме, поэтому Лео разработал для него жесткую программу тренировок: Эдди рубил дрова, пока у него не начинали болеть плечи, и каждое утро в сопровождении Преториуса совершал четырехмильную пробежку по берегу Эрдра. Он был впечатлен «красотой реки около Нанта», осознавая, что лишь после тюрьмы «начал понимать, сколько прелести таится в окружающем нас мире».

Для Чапмена это были неожиданно идиллические дни. Колокольчик сзывал всех на завтрак к половине девятого. С десяти утра Эдди учился отправлять радиограммы, связываясь с отделениями абвера в Париже и Бордо. Остаток утра проходил в изучении диверсионной работы, занятиях по шифрованию или парашютными прыжками. Обедали в половине первого, затем следовал отдых — до трех или половины четвертого, после чего вновь начинались занятия. Вечерами они играли в бридж или в шары на газоне либо отправлялись в Café des Pêcheurs — «Рыбацкое кафе», небольшой, отделанный деревом бар в ближайшей деревеньке, где, потягивая пиво по 3 франка за кружку, они смотрели, как солнце садится за рекой. Иногда в компании товарищей Чапмен выезжал в деревню, чтобы затовариться продуктами с черного рынка: свежими яйцами, хлебом, ветчиной и вином. Закупками занимался один из водителей, бельгиец по имени Жан, поскольку с немцев французские фермеры запросили бы больше. Еда была дорога — ветчина могла обойтись в две с половиной тысячи франков, — но у них, кажется, не было недостатка в деньгах.

На вилле Бретоньер алкоголь лился рекой. Особенно впечатляли таланты доктора Грауманна: Чапмен подсчитал, что тот выпивал не меньше двух бутылок вина за вечер, после чего опрокидывал немалое число стопок бренди. Но, похоже, алкоголь его вообще не брал. По субботам вся команда загружалась в четыре машины, принадлежавшие подразделению, с французскими номерами и эсэсовскими пропусками, и отправлялась в Нант, где они обедали в «Шез Элль», танцевали в «Кафе де Пари» или заходили в кабаре «Ле Куку», где шампанское продавали по 300 франков за бутылку. Чапмен ни за что не платил, при этом его снабжали карманными деньгами в неограниченном количестве. Во время поездок в город Чапмен заметил буквы V — знак французского Сопротивления, — нарисованные мелом во многих людных местах. Какой-то упорный нацист нарисовал внутри каждой V по свастике, таким образом «меняя пропагандистский знак». Кое-кто из мужчин захаживал в контролируемый нацистами городской бордель — курносый Альберт был его завсегдатаем, восхваляя очарование тамошних «красоток» — les jolies filles — с таким жаром, что заработал прозвище Joli Albert — Красавчик Альберт, — впрочем, нимало не соответствующее действительности.

Чапмен с удовольствием проводил время в компании Войха: «Он любил жизнь, у него всегда было много денег, к тому же он был весьма вульгарен, любил женщин и вино». Бывший боксер, Войх был невероятно силен. Он часто вызывал остальных на своеобразное состязание в рестлинге, где каждый соревнующийся должен был, сжав руку соперника, вынудить того опуститься на колени. В этих схватках Войх всегда побеждал.

Чапмен уже начал воспринимать этих людей как друзей. Он даже не сомневался, что имена, под которыми он их знал, были настоящими. Однажды он слышал, как Томаса назвали Преториусом, — но решил, что это, должно быть, кличка.

Однако при всем своем пьяном дружелюбии его новые товарищи оставались скупыми на слова, осторожными в повадках и крайне скрытными во всем, что касалось их жизни вне виллы Бретоньер. Время от времени Войх или Шмидт исчезали на неделю или более долгий срок. Иногда по возвращении Чапмен осторожно интересовался, где они побывали. Беседа, как он вспоминал позднее, всегда проходила по одному и тому же сценарию: