Это сразу не понравилось родовитой чистопородной знати из числа соседей и, прежде всего, вассалам, многочисленным баронам. Сильный и крутой правитель Нормандии им был совсем не нужен и опасен. Они тоже кичились друг перед другом собственной родословной, шедшей от скандинавских викингов. При этом они забывали, что наследником викингов являлся и их герцог. Довольно скоро нормандские бароны стали поднимать мятежи против своего сюзерена, пусть еще совсем молодого, но обладавшего герцогской короной и бывшего до поры до времени под покровительством короля Франции.

Вильгельм принял вызов, действуя поразительно решительно и победно. Но до окончательного умиротворения им Нормандии было еще далеко, и одними ордонансами, то есть нововведениями в законодательстве, успокоить герцогство было нельзя. Юный обладатель герцогской короны, воспитанный в духе рыцарской романтики, этого еще не понимал. В 1044 году Вильгельм едва не стал кровавой жертвой заговора местной аристократии, среди участников которого оказался друг его детства и дальний родственник Ги (Гвидо) Бургонский. Измена друга, известного своим честолюбием, «внесла коррективы» в миропонимание герцога.

Этот заговор был составлен герцогскими вассалами западной Нормандии. Считается, что его организатором являлся Рауль Тэссон, барон Сингле, главный замок которого находился в Тюри (ныне – Тюри-Аркур). Он вместе с другими заговорщиками поклялся «нанести удар Вильгельму» и заменить его на герцогском престоле «послушным» Ги Бургундским. Они связали себя взаимной словесной клятвой, известной в истории с давних пор.

Тот заговор имел широкое распространение. К нему даже примкнули виконты (должность их уже была наследственной) Нижней Нормандии из Бессена и Комантена – Ренуф де Брикессар и Неель де Сен-Совер, которому юный герцог поручил защиту южных и западных границ своих владений. То есть это виконт получил от него значительный числом рыцарский отряд, не считая пеших воинов.

На протяжении почти всей своей жизни Вильгельм как герцог и как король еще много раз столкнется с изменами и заговорами против себя на обоих берегах пролива Ла-Манш. В том году он получил только первый подобный урок. Но этот урок он хорошо усвоил, поняв, что больнее всего предают самые близкие люди, на которых он полагался если не во всем, так во многом.

Заговорщики решили совершить нападение на 19-летнего сюзерена, когда он отправится поохотиться в район своей резиденции замка Валони неподалеку от виконства Сен-Совера. Вечером к нему постучался придворный шут Голь, который случайно подслушал разговор заговорщиков, намеревавшихся то ли убить, то ли похитить своего герцога. Шут кричал Вильгельму:

«Откройте, откройте! Где Вильгельм? Почему он спит! Если враги найдут его здесь, он не может скрыться из Котентена и не доживет до утра».

Вильгельм не стал требовать объяснений, быстро оделся, вскочил на коня и помчался по лесной дороге, стремясь покинуть территорию Котентена, который стал для него смертельно опасен. Добравшись до брода через реку Виру, он, не жалея лошади, поскакал в Фалезский замок, стараясь держаться берега моря. В Ри местный барон Губерт дал ему свежего коня и трех вооруженных сыновей в сопровождающие с советом не заезжать по пути ни в один город. В Фалез они прибыли без приключений.

Заговорщики, поняв, что их злодейский план раскрыт, бросились в погоню. Когда они, в свою очередь, добрались до Ри, местный владелец Губерт направил их по ложному следу, оказавшись, таким образом, действительным спасителем герцога Вильгельма Нормандского.

Заговорщики, как говорится, «остались с носом». Теперь им ничего не оставалось, как выступить открыто с оружием в руках против правителя, которому они в свое время дали вассальную клятву. Центром баронского мятежа стала Нижняя Нормандия к востоку от реки Орн, в то время как баронства Средней и Верхней Нормандии сохранили герцогу Вильгельму свою верность.

Первый «дружный» мятеж вассалов против юного герцога Нормандского случился в 1046 (или ранее) году. Тогда Вильгельму пришлось в первом в его долгой биографии бою биться как простому рыцарю. Мятежные бароны в тот год явно преувеличивали в собственных глазах свою значимость и силу, и потому были разбиты под стенами одного из замков. Укрыться за его стенами они не смогли и не успели, рассеявшись по округе. Лесными тропами уходили подальше, в собственные укрепленные жилища, наивно полагая, что люди герцога их там не достанут.

Первый бой был памятен для Вильгельма не столько одержанной победой (подобных викторий у него будет много), сколько тем, что он впервые показал «во всей своей красе» власть над подвластными ему нормандскими феодалами. И напомнил им, что он непременно станет на герцогском престоле подобием отца, Роберта Дьявола. Уже одно это страшило мятежных баронов.

Решающий и победный бой, по всей видимости (поскольку история не сохранила его описания), продолжительным не был. Хорошо организованная и устроенная рыцарская дружина герцога в конном строю смяла толпу баронов и их вооруженных слуг, которые после короткой рукопашной схватки бросились в разные стороны наутек. Часть мятежников, лишенных единоначалия, естественно, при преследовании попала в плен. Оттуда им пришлось выкупаться, поскольку такая процедура приобретения личной свободы являлась доходной статьей герцогской казны.

После боя герцог Вильгельм устроил в замковой зале, освещенной десятками факелов, допрос мятежных феодалов, вернее, суд над ними. В будущем он не будет откладывать таких важных дел на завтра. И тут произошел случай, давший правителю Нормандии показать всю силу своего праведного гнева. Один из старых воинов (по своему положению сравнимый с мелкопоместным дворянином), вассал одного из мятежных графов, нарушивших присягу, данную Роберту Дьяволу перед отбытием того в паломничество в Святую землю, нагло бросил в лицо его сыну: «Я не намерен исполнять клятву незаконнорожденному!»

В диком гневе, на какую-то минуту потеряв самообладание, Вильгельм Нормандский приказал вырвать ему язык. Герцогские воины послушно, тут же в зале, на глазах у пленников-мятежников исполнили приказ повелителя. Воинственно настроенные вассалы, поднявшие оружие на своего господина, вмиг поостыли, поняв, что тот при всей своей юности крут на расправу. И что он может «отобрать» у непослушных его личной власти баронов не только какую-то часть тела, но и саму жизнь вместе с родовым имуществом, а баронское семейство сделать нищим.

Слух об этом быстро разлетелся по Нормандии, по его рыцарским замкам и торговым городским площадям. Там хорошо помнили герцога Роберта Дьявола, который таким образом не раз утверждал всю полноту, «самодержавность» своей личной власти над нормандцами. Слух разошелся и по Франции, залетев и в королевский дворец, и в замки аристократов. Было от чего призадуматься им, поскольку в герцогском семействе страны появилась еще одна, без всякого на то сомнения, сильная личность.

Вильгельм в тех событиях не надеялся на собственные силы, поскольку имел мало верных приверженцев среди нормандских феодалов. Он нашел верный выход из ситуации, попросив помощи у французского короля Генриха I, при дворе которого воспитывался и познавал науку жизни. В то время между династией Капетингов и нормандскими герцогами еще существовала традиционная дружба, основанная на взаимной военной и дипломатической поддержке. Такой союз был взаимовыгоден и крайне необходим.