Ответить егерь не успел. Из подсобки выскочил Опарыш, и на этот раз в руках он держал не ящик тушенки, а двустволку.

— А ну убирайтесь, уроды! — заорал он и пальнул в потолок.

Убранные было револьверы снова очутились в руках бандитов. Поднялась бешеная пальба. Обеденную залу салуна заволокло пороховым дымом. Самым разумным было подхватить Реми и дать деру, но Скворцов никак не мог ее отыскать. Отстреливаясь наугад, он метался по зале, натыкался на столы и стулья, спотыкался об убитых и раненых бандитов. Звенели стекла, трещала мебель. Кто в кого стреляет, разобрать было невозможно. Сам егерь каким-то чудом оставался без единой царапины.

И вдруг все стихло. Дым унесло в разбитые окна. Скворцов осмотрелся. Почти все бандиты были на ногах, между опрокинутых столов лежало всего несколько человек. Двое — на совести егеря. Остальным досталось из дробовика, судя по ранам — заряженного картечью. Сам владелец ружья, изрешеченный добрым десятком пуль, валялся под стойкой. На лицо его из опрокинутой бутылки стекала светло-коричневая струйка. Жерех поднял ее и допил оставшееся виски.

Реми нигде не было.

— Та-ак, — протянул главарь. — Где девушка, недобитки?

Скрипнула входная дверь, и на пороге показался отец Арух. За собой он волок отчаянно сопротивляющуюся Ремину.

Жерех мотнул головой, и уцелевшие бандиты бросились помогать миссионеру. Егерь кинулся в драку. Ему удалось сбить с ног одного бандита, расквасить нос другому, выбить несколько зубов третьему, но люди Жереха тоже оказались не лыком шиты. Скворцова быстро повалили на пол. Он получил несколько раз подкованными мысками сапог по ребрам и понял, что сопротивляться уже не в силах. Он мог лишь смотреть, как связывают Реми.

— Так-то лучше, — сказал главарь. — Теперь берем этих двоих и уходим.

— Надеюсь, ваше превосходительство, — подал голос святой отец, — вы проявите христианское милосердие?

Жерех воззрился на него, как на редкое животное.

— А ты о чем думал, святоша, когда хватал девку? — поинтересовался он. — О милосердии?

— О спасении души заблудшей рабы Божьей, — проговорил Арух, поигрывая сорванным с Реми подарком Кристо — рубиновым сердечком. — Верю, что ниспосланные испытания заставят ее повернуться лицом к истинной вере. — Он швырнул значок на загаженный пластиковый пол и с наслаждением растоптал.

— Ну ты и гнида! — откликнулся главарь. — Ладно, будешь жить. Заслужил…

— Господь Вседержитель не оставит вас своими милостями!

— Еще слово, — окрысился Жерех, — и я устрою тебе мученическую кончину, ханжа!

Отец Арух воздел очи горе, пал на колени и начал громко, напоказ молиться. Бандиты заржали. Кто-то швырнул в миссионера пустой бутылкой.

— Хорош веселиться, выступаем, — приказал главарь. — Кто может идти, пусть пошевеливается, кто не может — подохнет. Так гласит закон Братства… Хибару — сжечь!

— Отпусти девушку, — сказал Скворцов. — Зачем она тебе…

— Чудовище, — отозвался на это главарь, — заткни ему пасть!

— Не надо, — сказал егерь. — Я понял.

— Отставить, Чудовище, — велел Жерех. — Наручники на него, и в машину. Да пошевеливайтесь, отморозки!

Скворцову сковали руки и вынесли во двор, будто мебель. Положили в багажник джипа бок о бок со связанной Реми. Рты им заклеили скотчем. Вскоре в машину погрузились все, кто уцелел в перестрелке. За руль сел Колбасинский. Жерех устроился рядом с ним. Зажужжал электродвижок, джип выехал из-под навеса. Егерь втянул было голову в плечи, но понял, что ливень прекратился. Позади раздался хлопок, и почти сразу же загудело пламя. Скворцов понял, что бандиты облили салун покойного Опарыша тетратилом, в котором горит все — дерево, металл, камень, лишь бы окружающая среда была насыщена кислородом. Перегруженный джип выкатился на дорогу и, расплескивая колесами жидкую грязь, покатил на юго-запад.

Поездка продолжалась недолго. В том месте, где дорога сворачивала к Персефоне, бандиты выгрузились из джипа и выволокли из багажника заложников.

Впереди возвышались величественные башни Большого барьера Хардегена, у подножия которого группу Жереха ждали проводники.

Львиная звезда пристроилась в зарослях рыжей ламинарии. Моллюск был сытым и почти не маскировался, но все-таки, если бы не акслы, они угодили бы в его объятия всей компанией.

Проводник дернул ноздрями и поднял руку. Растопырил пальцы, демонстрируя расписанную капиллярными дорожками перепонку.

Похитители остановились. Ремину и Скворцова посадили на землю. Жерех, Лазарус и проводник вышли вперед. Стали о чем-то вполголоса совещаться.

Реми было безразлично, о чем говорят бандиты. Она запыхалась и не могла восстановить дыхание, потому что рот был заклеен скотчем. Скворцов нащупал ее пальцы связанными за спиной руками. Егерь желал приободрить Реми, и она была безмерна ему благодарна, до слез на глазах благодарна. Если бы не Скворцов… Рассуждать так — эгоистично и неблагородно, но действительно, если бы его не было рядом, она бы вовсе потеряла голову от отчаяния и страха.

А Скворцов смотрел на львиную звезду. И молился, чтоб бандиты не схватились за стволы. Если они откроют огонь, то моллюск дорого отплатит обидчикам. Кто-то, наверное, сумеет взять ноги в руки, но только не он и не Реми…

Тропы, что ведут через Большой барьер Хардегена, можно пересчитать по пальцам одной руки. Бандиты упорно продвигаются на юго-запад; вернуться к подножию барьера и выбрать другой путь почти наверняка означает стычку с отрядом колониальной охраны. Колохра Сирены обычно вялая и безынициативная, как акслы, но она, скорее всего, уже засуетились. Шутка ли, салун Опарыша — вдребезги, до зубов вооруженная банда захватывает заложников и уходит в рифы. Все это происходит в то время, когда на планете находятся государственные чиновники высшего ранга и один очень-очень богатенький Буратино со свитой.

Проводник подозвал жестом одного из аксл. Абориген фыркнул и поплелся по тропе мимо львиной звезды. Моллюск молниеносно скользнул вбок, подмял под себя акслу и с ним в желудке переместился на прежнее место. Жерех с сомнением поглядел на проводника, а тот подозвал второго акслу и снова отправил на заклание. Аксла и не подумал возражать, бездумно пошел вперед, как и его предшественник. Львиная звезда повторила свой маневр. Чтоб сохранить прыть, моллюск высвободил проглоченного аборигена: тот остался, покрытый слизью, на земле, он уже был обожжен и не мог передвигаться. Только молча перебирал в воздухе ногами, словно поднимался по лестнице. Через три секунды моллюск снова вернулся в заросли ламинарии. Его середина раздулась, кожистая мембрана натянулась до прозрачности, переполненный желудочный мешок трепетал, словно гигантское сердце.

Проводник сам ступил на тропу. Прошелся мимо занятого перевариванием двух аксл моллюска туда и сюда, затем жестом позвал людей. Реми и Скворцова вновь подняли на ноги, тычками погнали вперед. С места — в карьер…