Такие надличностные состояния могут оказать очень благотворное преображающее влияние на тех, кто их переживает, и на всю их жизнь. Они могут устранять разные виды эмоциональных и психосоматических расстройств, равно как и затруднения в межличностных отношениях. Кроме того, они снижают агрессивные тенденции, повышают самооценку, увеличивают терпимость по отношению к другим людям и улучшают общее качество жизни. К числу их положительных последствий нередко относится глубокое чувство связи с другими людьми и природой. Эти изменения в отношениях и поведении становятся естественными следствиями надличностных переживаний; индивид выбирает и принимает их добровольно, без нажима со стороны внешних предписаний, наставлений, заповедей или угроз наказания.

Духовность такого типа, основанная на непосредственном личном откровении, как правило, существует в мистических ответвлениях великих религий и в монашеских орденах, где используются медитация, ритмичные песнопения и молитвы, и другие методы вызывания надличностных состояний сознания. Мы неоднократно убеждались, что спонтанные переживания, возникающие во время духовных кризисов, имеют аналогичный потенциал, если они происходят в обстановке поддержки и понимания.

С традиционной точки зрения, быть может, покажется невероятным, чтобы столь драматические и дезорганизующие переживания, которые имеют место в самых крайних формах духовных кризисов, могли быть частью естественного, тем более, исцеляющего и эволюционного процесса. В общепринятой медицинской модели психологические и физические проявления таких состояний считаются признаком серьезного заболевания. Их обычно называют «психозами», что на языке традиционной психиатрии означает «душевное расстройство неизвестного происхождения». При этом предполагается, что существует какой-то биологический процесс, природа и причины которого пока не открыты, ответственный не только за возникновение аномальных переживаний, но и за их содержание.

Тот факт, что содержание трансформативных состояний сознания нередко бывает мистическим, воспринимается как дополнительное доказательство их патологической природы. Мировоззрение, созданное традиционной западной наукой и преобладающее в нашей культуре, в своих наиболее строгих формах совершенно несовместимо с каким бы то ни было понятием о духовности. Во Вселенной, где реально лишь то, что осязаемо, материально и измеримо, все виды религии и мистических явлений выглядят продуктами суеверия, предполагающего недостаток образования, иррациональность и склонность к примитивному магическому мышлению. Когда они встречаются у интеллигентных и высокообразованных людей, их относят на счет эмоциональной незрелости и неразрешенных детских конфликтов с авторитетом родителей. И, таким образом, личные переживания духовных реалий воспринимают как психотические проявления, указывающие на душевное заболевание.

Хотя есть много отдельных исключений, традиционное направление психиатрии и психологии, в целом, не проводит различия между мистицизмом и психопатологией. Официально не признается, что великие духовные традиции, которые на протяжении веков занимались систематическим изучением сознания, могут что-либо дать нам для понимания психики и человеческой природы. Так, идеи и практики, основанные на столетиях психологических исследований и экспериментов в буддийской, индуистской, христианской, исламской и других мистических традициях, без разбора игнорируются и отбрасываются вместе с суевериями и наивными представлениями примитивных народных религий.

Такое отношение к духовности вообще и к духовным кризисам, в частности, имеет серьезные практические последствия. Индивиды, переживающие кризис трансформации, воспринимаются как душевнобольные и подвергаются рутинному лечению подавляющими лекарствами. Однако убеждение, что мы здесь имеем дело с болезнью в медицинском смысле слова, ничем не обосновано, поскольку до сих пор нет никаких клинических или лабораторных данных, которые бы это подтверждали.

Даже если и можно было обнаружить соответствующие биологические изменения, это бы объяснило только то, почему различные элементы всплывают из бессознательного в тот или иной момент — но не их содержание. И обнаружение специфического фактора, провоцирующего эти эпизоды, не обязательно исключает возможность того, что сам процесс будет целительным. Так, например, в глубокой эмпирической психотерапии и в различных целительских ритуалах бессознательный материал выходит на поверхность в результате действия вполне известных факторов — учащенного дыхания, музыки или психоактивных веществ.

Вдобавок, существует ряд проблем, связанных с клиническим диагнозом психозов и их разновидностей. Отдельные клиницисты и исследователи значительно расходятся во мнениях относительно некоторых фундаментальных вопросов, и позиции различных школ психиатрии противоречат друг другу. Официальная классификация психиатрических расстройств также варьирует от страны к стране, а антропологи показали культурную относительность того, что считается нормальными и приемлемыми формами переживаний и поведения.

Если подходить к духовным кризисам в духе медицинской модели, то появление симптомов следует считать свидетельством начала заболевания, а их интенсивность — показателем серьезности ситуации. Согласно альтернативному подходу, который мы здесь предлагаем, симптомам предшествуют проблемы, существующие в непроявленной форме. Первые проявления симптомов следует считать началом процесса исцеления, а их интенсивность указывает на скорость трансформации.

Даже в контексте медицинской модели стратегия, ограничивающаяся подавлением симптомов, не могла бы считаться удовлетворительной, если бы были известны и доступны более специфические и эффективные средства. Главная задача терапии — вести к такой ситуации, в которой симптомам не нужно проявляться, а не к такой, где они не могут проявляться. Мы бы не одобрили автомеханика, который разрешает проблему красного предупреждающего сигнала, загорающегося на приборной панели нашей машины, обрывая провод, ведущий к красной лампочке.

Таким образом, имеются важные причины для признания существования духовных кризисов и для того, чтобы вывести эту проблему из узких рамок медицинской модели. Безответственное использование патологических ярлыков и различных подавляющих мер в отношении людей, переживающих такого рода кризис, в том числе неразборчивое применение медикаментов для устранения симптомов, может только помешать проявлению позитивного потенциала этого процесса. Результаты такого лечения — долговременная зависимость от транквилизаторов (со всеми их общеизвестными побочными действиями), утрата жизненной энергии и неполноценный образ жизни представляют собой печальный контраст с теми редкими ситуациями, когда преживаемый человеком духовный кризис встречает правильное понимание и поддержку и может достичь своего завершения. Поэтому крайне важно прояснить идею духовного кризиса и разработать всесторонние и эффективные подходы к его лечению, равно как и адекватную систему поддержки.

Один из вопросов, наиболее часто возникающих при обсуждении духовного кризиса, состоит в том, как провести различие между духовным кризисом и психозом. Как мы уже отмечали, термин «психоз» еще не имеет точного и объективного определения в современной психиатрии. Пока это не сделано, между обоими состояниями невозможно провести четкую грань.