вырвать. Ради сенсации готовы настращать фараонов ещё сильнее. А название-то какое придумали! Да ещё и сравнили с массовыми расовыми беспорядками летом этого года, когда погромы охватили приличную часть города, а ирландцы буквально месились, по-другому это никак не назвать, со своими афроамериканскими согражданами. А там погибло больше ста человек.

«…мэр города уже выступил с заявлением, что одно только это событие вкупе с недавней „Покерной резнёй“ значительно ухудшило статистику криминальных смертей в уходящем году…»

Да, не зря мне Дёрп говорил, чтобы мы вели себя в Бронксе максимально тихо.

«…Мэр призвал полицию города усилить бдительность, а наш источник в мэрии говорит о том, что шеф полиции Кэллахан может покинуть свой пост и его полномочия не продлят на следующий год…»

А вот это плохо. Этому самому шефу полиции теперь просто необходимо, чтобы Фэллон достал тех, кто виновен в стрельбе в Уэйкфилде.

— Всё читаешь? — раздался голос Тони.

Сестра подошла к столу, за котором расположился я, и присела на резной стул с высокой спинкой. Обед я решил провести в «малом» кругу семьи, нагрянув в гости. Сашка игрался в детской, а мама ушла по делам. Я снял для них хорошую просторную квартиру через пару домов от себя. Там же, где теперь проживал Синицын и двое его бойцов. За квартирой постоянно приглядывали.

— Да, хочу узнать — какие новости? Кстати, как обстоят дела в «суповой»?

— Отлично! Но нам нужно небольшое расширение по деньгам. Чтобы хватало на все запросы.

— Что по матерям-одиночкам?

— Я поставила их в отдельное время.

— И сколько их пришло?

— Больше сотни…

Я даже зубами скрипнул. Целая орава женщин, которые лишились по разным причинам мужа. И у большинства несколько детей. Учитывая реалии начала двадцатого века, работа сейчас отнимает колоссальное время и все силы. Замученная женщина посвящает крохи времени детям и окончательно перестаёт за собою следить. Можно сколько угодно дискутировать на эту тему, но то, что ухоженная и выглядящая здоровой дама привлекает мужчин больше — это факт. Получается замкнутый круг. Тратишь время на себя — нет времени на детей. Их воспитывает улица. Тратишь время на детей — нет времени на личную жизнь и тянешь их одна. Хорошо, если всё-таки подвернётся какой-нибудь нормальный спутник жизни.

— Н-да… нужны ещё и спортивные секции… — задумчиво протянул я.

— Что? — удивилась Тоня.

— Ничего-ничего, это я так, сам с собою. Размышляю о будущем…

— Я хотела с тобою серьёзно поговорить.

Мужской инстинкт сработал моментально. Внутри всё оборвалось и полетело в бездну. Даже зубы от этих слов заныли. Ну почему не задать какой-то другой вопрос? Например: «Я хочу обсудить с тобой одну вещь…» и сразу следом: «Ты как думаешь?» или «Я хотела спросить…».

Нормальный мужчина в присутствии родной женщины: жены, мамы, сестры — и так всегда настороже. Он — защитник. И его защита направлена вовне. А тут бац — с тыла прилетает: «надо серьёзно поговорить».

Я даже улыбнулся этим своим мыслям. То ли это ощущение дома так повлияло, когда я зашел сюда в гости и расслабился. То ли что-то ещё настроило на лирический лад. И, тем не менее, я спокойно ответил:

— Я тебя слушаю.

— В ту ночь, когда нас забрали твои люди, ты пропал и потом появился снова. Мама спрашивала у тебя — почему похитили Алю и зачем все эти предосторожности? Помнишь?

— Да, — кивнул я, откладывая газету и поднимая блюдце с чашкой.

— Ты сказал, что у тебя хотят отнять твой бизнес.

— Именно так, — согласился я.

— Мама поверила. Точнее, она себя убедила, что ты говоришь правду… — выпалила Тоня, заглядывая мне в лицо.

— А ты, значит, не веришь? — поднял я свои глаза и пристально посмотрел на взволнованную сестру.

— Нет, — покачала она головой, — Это маме так спокойнее. Я не совсем дура. Я слышала, как твои люди болтали о каких-то ирландцах. А потом прочитала в газетах про банду Гэрри Томпсона. Ты убил их, Лёша!

Надо взять на заметку. Чтобы парни даже не заикались о делах в N-ном радиусе вокруг моих близких. И Тоня права. Наши матери всегда верят в лучшее и стараются не подавать виду — как волнуются за нас, если уже поняли, что дорогое чадо выросло и с намеченного пути не свернёт. Даже если этот путь совсем не по сердцу маме.

— Что ты хочешь от меня услышать? — нахмурился я.

— Ты можешь мне не говорить, что это не ты. Я не поверю.

— Это было сделано…

— … для нашей безопасности. Или наша семья, или они. Это я понимаю, — кивнула сестра.

А я вот удивился. В её глазах не было укора. Лишь печаль. Печаль оттого, что всё пошло именно так и ничего уже не вернуть назад. Она понимает, что я выбрал свой путь. Я ожидал истерик, обвинений, слёз. Но Тоня меня приятно удивила. Она лишь нахмурилась и закусила губу, о чём-то раздумывая. А затем сказала:

— Мне страшно, Лёш.

— Понимаю. Но я обещаю, что больше не допущу подобного. Вы в безопасности. И под защитой, — мягко проговорил я, взяв её тонкую руку в свои ладони, — Всё будет хорошо.

— Твои люди охраняют нас. Но я и их боюсь. Этот жуткий капитан… — Тоня даже поёжилась, — Он говорит так мало, а в глазах у него, наоборот, столько всего. Ты нанял страшных людей, Лёша.

— Что же ты хотела, Тоня? — пожал я плечами, — Они прошли войну. Огонь, воду и медные трубы. Зато они настоящие профессионалы. Это отчаянные люди.

— Тебе и нужны были такие, — понимающе кивнула Тоня.

— Да.

— Но ты и сам очень поменялся, Лёш. Ты словно постарел. Постоянно о чём-то думаешь. Стал по-другому ходить, говорить. Ты стал по-другому улыбаться.

Ох, как же она близка к истине. В этом теле сидит уже не её беззаботный брат, а совсем иной побитый жизнью человек.

— Мама скучает по тебе, тому. Но очень любит, всё равно. Ты не думай… Ой, что я за глупости говорю! — расстроено всплеснула руками Тоня.

— Всё хорошо. Я понимаю. Я не поменялся. Просто теперь от меня зависят и другие люди, кроме вас. Работа, бизнес. Столько всего навалилось, — лукавил я.

А по поводу капитана она тоже не до конца со мною честна. Вижу я, как они друг на друга взгляды бросают. Бояться-то его она боится, но и тянет парочку друг к другу. Синицын всё же остаётся невозмутим.

Сестра задумалась, и я решил отвлечь её от тяжёлых мыслей. Открыл лежащую на столе записную книжку на нужной странице и показал ей карандашные зарисовки:

— Как тебе?