– Годится, – сказал Рыжий, увидев меня. – Только косу под куртку спрячь.

– Ее можно отрезать, чтобы не мешала.

– Нет. Это всегда успеется, а такими вещами… – Он осекся. – Верно. Укоротить придется. Позволишь мне?

Я кивнула и невольно поежилась, когда Рыжий снова вынул нож.

– Дай руку, – попросил он, а когда я протянула ее, несильно порезал мне палец. – Извини, хозяйка, так надо. А теперь волосы…

Отхватил он едва не половину, и голова сразу сделалась какой-то легкой. Воображаю, что будет, если срезать волосы под корень! Наверно, вовсе в небеса улечу…

– Идем, – негромко сказал Рыжий, подхватив мой небольшой, но туго набитый тючок.

Что мне было брать с собой, кроме пары смен одежды? Немногочисленные драгоценности, несколько памятных писем и мелочей, вот и все. Медальон с портретами родителей и так был при мне. Ну и верный топорик и кинжал, отцовский подарок, я не забыла.

– А припасы как же?

– Смеешься? Припрятаны где надо, с голоду не умрем.

– Меня искать станут! Еще и кони пропадут…

– Не беспокойся, – сказал он, бесшумно отворяя одну дверь за другой. – Садись на своего зверя. Себе я вон того серого выбрал, он вроде как посмирнее будет. А этих заводными возьмем… и навьючим как следует.

– Ты что делаешь? – прошептала я, когда он выпустил из конюшни остальных лошадей и настежь растворил ворота.

Вместо ответа Рыжий ловко вскочил в седло и погнал серого вскачь, а я последовала за ним. Заводные лошади поспешали позади на чембурах.

– Рыжий! – едва слышно окликнула я. Серый конь был едва виден в темноте, луна то и дело скрывалась за тучами.

– Тс-с-с… – отозвался он. – Стой. Теперь обернись и гляди.

– Но…

– Этой ночью положено жечь костры, – негромко произнес он. – Лето умерло, родилась зима, так что это – костер в твою честь.

Позади вдруг вспыхнул огонь, мигом охватил пустую конюшню, перепрыгнул на дом и весело затанцевал на крыше… Истошно залаяли проснувшиеся собаки, раздался топот копыт – это разбегались перепуганные лошади. Слышны были крики – видно, дом пытались тушить, но куда там…

– А как же люди? – прошептала я.

– Я ведь не палач, – серьезно ответил Рыжий. – Все успели выскочить. Все, кроме тебя. Это ты опрокинула свечу – все же знают, что ты не спишь ночами, читаешь. Ну и вот…

– Волосы и кровь, так? – медленно произнесла я. – Как в старых сказках: влюбленные убежали, но это заметили не сразу, потому что они оставили свою кровь, и та говорила с преследователями вместо них?..

– Именно. А теперь едем. Рассвет скоро, полночь давно позади, уже можно.

Я кивнула, ощущая странную пустоту внутри, а он добавил без тени иронии:

– Принцесса Жанна умерла. Да здравствует королева Жанна!

– Безобразная, – добавила я.

– Бешеная, – поправил он.

– Одно другому не мешает, – не сдалась я, Рыжий тихонько засмеялся и тронул серого каблуками.

– Нам туда, – махнул он рукой. – К перевалу. Правь на рассвет…

Мне не приходилось раньше забираться в эти ущелья, прогулки мои ограничивались известными тропами. Мне дозволялось ездить лощинами и перелеском, но и только. Должно быть, соглядатаи мои знали, что Тван может уйти и по горной круче, как его полудикая мать, а потому держали меня на короткой привязи.

– Рыжий, а как же гвардейцы? – спросила я, следуя за ним. Для бродяги он как-то слишком уж хорошо держался в седле.

– Они спали, – ответил он, глянув через плечо. – Нет, огонь на их лужок не пошел, ветер в другую сторону. Но теперь, если они уже проснулись, то пытаются понять, что вообще случилось!

– Твоих рук дело?

– А как же, – самодовольно ответил он. – Самое лучшее вино от госпожи! Три бочонка! Ты же его не пьешь, верно? Отчего бы не попотчевать служивых?

– Значит, ты все рассчитал заранее… Так кто же ты на самом деле, Рыжий? – негромко произнесла я, подобрав поводья.

Тван мог развернуться даже на этой узкой тропе, я знала…

– Просто бродяга, – ответил Рыжий. Уже рассвело, и видно стало, какое у него усталое, серое лицо. – Помолчи, хозяйка. Я и так еле жив.

Мы ехали молча до тех пор, пока солнце не поднялось в зенит, а мы не оказались в тенистом ущелье, где ручеек со звоном впадал в небольшое озерцо.

– Привал, – выдохнул Рыжий, сполз с коня и со стоном потянулся. – Давненько я не садился верхом!

– Ездишь ты уверенно, – заметила я.

– Научился в свое время, – ответил он, расседлывая серого. – Помочь?

– Сама справлюсь, – ответила я, – а то, чего доброго, Тван тебе руку откусит…

– Да уж… – пробормотал Рыжий, покосившись на моего каракового. – Ты есть хочешь, хозяйка?

Я покачала головой.

– И я не хочу. Сейчас лошадей обиходим, и можно будет вздремнуть. Сюда никто не доберется.

– Если гвардейцы живы-здоровы, то по следам нас найдут.

– Не найдут, – ответил он, глянув на небо. – Пока проснутся, пока разберутся, вот тебе и дождь… Успеем передохнуть.

Рыжий стреножил лошадей и пустил пастись – травы тут было вволю, – а сам примостился под большим валуном на попонах. Я села рядом – куда еще было деваться?

– Ты забывай свою привычку не спать ночами, – сказал он перед тем, как заснуть, – теперь хоть когда пару минут сна урвешь – считай, удача!

Я промолчала. Это от меня не зависело: я перестала спать ночами после смерти отца, да и прежде спала беспокойно. Только рядом с Саннежи я засыпала мгновенно, и снились мне огнегривые кони на бескрайних равнинах и кони белогривые на морских волнах, они встречались и мчались дальше бок о бок, и было это прекрасно…

– Хозяйка, – встряхнул меня Рыжий, и я очнулась. – Солнце садится. Я думал, дальше поедем, но не выйдет. Дождь скоро хлынет. Седлай своего дикаря, попробуем прорваться к пещерам, а то как река вздуется, нас только в заливе и выловят…

– Это, что ли, река? – нахмурилась я, глядя на ручеек.

– Сразу видать, в горах ты не бывала, – ухмыльнулся он и закинул седло на серого. – Живее!

Мы двинулись дальше, все вверх да вверх по замысловато изрезанным узким долинам и ущельям. Накрапывал дождь, потом он перешел в ливень, но Рыжий не сбавлял хода, понукая:

– Скорее, скорее, немного осталось!

Я же с ужасом и восторгом наблюдала за тем, как узкий ручеек в мгновение ока увеличивается до размеров настоящей реки, и реки очень бурной!

Тут мой заводной конь оступился, его едва не унесло потоком, и если бы не Тван да не подоспевший Рыжий, пропадать бы бедняге… Мы вытянули дрожащего гнедого на твердый берег, а мой проводник, слава всему сущему, сказал: