Мужчина рассмеялся:

— Хочешь меня погубить своими поцелуями, сеньора? Вдруг жена увидит? А что касается богатства… Я думаю, ты и так не бедна. Такие перстни нищие не носят.

Безусловно, Харан был прав. Мои руки не были руками женщины, зарабатывающей на жизнь тяжким трудом. Да, мозоли имелись, но явно от оружия. А кольцо… Я чувствовала, что оно очень дорого для меня, и дело тут не в цене.

На полученные от сеньора Лайса деньги я приобрела несколько платьев, подобающих старухе-служанке, а также, подумав, мужской костюм. Шляпы здесь носят широкие, с низко опущенными полями, в сумерках сойду за юношу. А гулять по городу в качестве мужчины явно безопаснее.

Деньги у меня теперь были, но что предпринять дальше, я не знала. В голову не приходило ни одной толковой мысли, и я продолжала жить у трактирщика, которого стала считать своим другом. Дни шли за днями.

Сегодня вечером я никак не могла понять, что творится в трактире. Обычно посетители в это время уже расходились, и заведение закрывали, а тут почему-то не прекращались шум, гам и веселье. Слышались радостные голоса. Я не удержалась, и вышла из комнаты посмотреть, что происходит.

В зале толпился незнакомый народ. Столы сдвинули в сторону и середину помещения превратили в арену. Двое мужчин стояли на лавках и ловко жонглировали тарелками. Молодой парень колесом прошелся по залу, а потом сделал стойку на руках. Обнаженный по пояс гигант, играя мускулами, поднимал огромную бочку.

Я не сразу смогла сообразить, кто же это. А потом вспомнила: Харан ведь рассказывал о своем брате, хозяине бродячего цирка. Кажется, я даже догадываюсь, кто из присутствующих им является. Такой же большой и здоровый.

Я засмотрелась на артиста, бросающего в столб кинжалы.

— Что, бабка? Настоящие мужики нравятся? — захохотал кто-то.

— Молодость вспомнила, — добавил другой.

— Было бы, что вспоминать. Ее-то мужик окромя поросят вряд ли что в жизни видел, — прокомментировал третий.

Я обиделась: сейчас я им покажу, на что способна старушка. Рука сама собой потянулась к спрятанному кинжалу, но ее на полпути перехватили.

— Пусть ребята забавляются, — прогудел Харан.

И совсем тихо добавил:

— Не хочешь же ты, чтобы весь город завтра заговорил о твоих подвигах… бабушка. Иди лучше к себе в комнату.

Харан был прав, но покидать зал не хотелось. Я давно не видела такого искреннего веселья. Только тарелки, да жующие рты. Хотя посуду я больше не мыла, лишь изредка помогала Харану разливать вино, когда было особенно много посетителей. Да и то Харан протестовал:

— Может, ты принцесса, сеньора? Найдут тебя, а мне отрубят голову, за то, что заставлял работать. А мне голова нужна самому.

— Принцесса?

В голове мелькнула фраза: «принцесса цирка». Интересно, откуда я это взяла? Нужно, пожалуй, сходить, посмотреть выступления.

Свободного времени у меня теперь было очень много, и жизнь стала скучной. Я занималась физическими тренировками, насколько позволяла моя маленькая комната, вечерами выскальзывала в город, одевшись в мужской костюм, и еще… ждала посещений сеньора Лайса. Теперь я о нем знала все. Приближенный герцога, возглавляет большой конный отряд. Отличился в сражениях на границе. Женат, но, говорят, это скорее деловой союз, чем любовный. Обожает своего маленького сына.

А сеньор все чаще появлялся в трактире. Садился за столик и старался отыскать меня глазами. Иногда привозил небольшие подарки, сладости, утверждая, что это благодарность за спасение сына. Я стала все с большим нетерпением ожидать этих встреч, а Харан злился:

— Не доведет тебя этот сеньор до добра. Я уверен, он прекрасно знает, что ты не старуха. Не связывайся с благородными: некому будет за тебя заступиться. Если заиграла кровь, выбери кого-то другого. Вон в цирке брата сколько смазливых парней.

— Фу, ну причем здесь кровь?

Я уже давно поняла, что сеньор Лайс догадался, что я вовсе не старая знахарка. И чувствовала, что нравлюсь ему. Женщины знают такие вещи даже тогда, когда мужчина еще сам ни о чем не подозревает. И что здесь может быть опасного? Захочу — в любой момент прекращу эти ухаживания. Но прекращать их я не спешила.

Я весело посмотрела на Харана, согнулась и прошамкала:

— Эх, сбросить бы мне лет тридцать… Занялась бы я тогда сеньором Лайсом.

Я подмигнула Харану:

— А, может, и тобой.

Харан не поддержал мою шутку:

— Смейся, смейся, пока можешь. Будет ли тебе весело потом. Не накличь беду, девка.

Но ворчание трактирщика не могло испортить мне настроения. Я лукаво взглянула на него и игриво пропела:

— Смейся, смейся, громче всех, милое создание! Для кого — веселый смех, для меня — страданье…

Откуда в моей голове возникли слова этой песенки, я не знала, но они мне очень понравились.

Харан досадливо махнул рукой, и пошел прочь.

А я решила: знает сеньор Лайс, что я молода и красива, ну и пусть себе знает. Какому женскому сердцу не нравится осознавать, что кому-то симпатична? Как говорится, «пустячок, а приятно». Пусть Харан по-стариковски ворчит, а я лучше, пойду, прогуляюсь по городу. И помчалась переодеваться.

Я побродила по улицам и уже направилась домой, когда предо мной, как из-под земли, выросла огромная собака. Она стояла на моем пути и угрожающе приподнимала верхнюю губу. Глядя на ее клыки, сразу же становилось ясно, что дальше этой дорогой идти не стоит.

Из-за забора меня попытался предупредить женский голос:

— Господин, осторожно. Собака очень злая. Мужики уже несколько раз пытались ее убить, но она исчезает, как сквозь землю.

Я посмотрела на животное: зубы оскалены, глаза смотрят недоверчиво и настороженно. И вдруг… собака напомнила мне… меня. И опять в голове сами собой появились слова: «просто встретились два одиночества».

Я медленно сделала шаг вперед. Собака заворчала. Я протянула руку:

— Иди ко мне, не бойся.

Собака замерла, а я осторожно дотронулась до ее головы и слегка погладила:

— Пойдем, я тебя накормлю.

Собака вздрогнула, но не бросилась на меня.

— Идем.

Я пошла вперед. Собака неуверенно направилась за мной.

— Господин, так это ваша собака?

— Моя.

Из-за забора донеслось:

— Ишь, распускают собак! А людям ходить невозможно!

Не обращая внимания на визг бабы, я шла по дороге и поглядывала на собаку. По ней можно было изучать анатомию, все кости просвечивали сквозь кожу. На пути попался какой-то кабачок.

— Подожди, куплю тебе чего-нибудь поесть.