Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот стоит этот тапир в своем вольере на пригорке и спит.
И вдруг всем посетителям становится очевидно, что тапиру снится сон. Причем явно эротического содержания. Мы не можем влезть в голову американского осла, но хочется верить, что ему снилась очаровательная круглозадая тапирша в тени лиан, а не страус из вольера напротив или пожилой уборщик, упаси Боже. Хотя, при нынешних новомодных тенденциях….. Впрочем, мы отвлеклись.
Тем временем доказательство эротической направленности тапировых грез достигло пригорка и уперлось в него. Причем с такой силой, что задние копыта спящего оторвались от земли и закачались в воздухе.
— Вот это домкрат! — завистливо выдохнул пузатый мужик.
— И кто назвал царем зверей льва? — вторил ему веселый женский голос — вот он — Царь!
Народ одобрительно зашумел, кто-то даже зааплодировал, и этот шум разбудил тапира и вернул его на землю. Причем во всех смыслах.
Он открыл глаза и укоризненно посмотрел на посетителей, как бы говоря:
— Что же вы за люди такие? Ну, ни какой деликатности, из такого сна выдернули. Эх вы…..
И повернувшись к публике спиной, поплелся к кормушке.
ЧУТЬ-ЧУТЬ ПРО ИТАЛЬЯНЦЕВ
Я влюбился в Италию через полчаса после прилета, не видя еще ни одной достопримечательности, да что там достопримечательности — даже моря еще не видя, а просто тупо сидя в автобусе, что вез нас из аэропорта в отель. Хотя правильнее будет сказать — влюбился не в Италию, как таковую, а в итальянцев.
Дороги в Римини узкие, а машин много, так, что движение здесь плотное. Особенно в час пик, и особенно на улице вдоль моря, где расположено большинство отелей. И вот ползем мы по этой улице, как вдруг водитель легковушки перед нами, завидя какого-то знакомого на другой стороне останавливается и начинает оживленно с ним переговариваться. Так они и беседуют — один что-то орет, высунувшись почти по пояс из автомобиля и энергично размахивая руками, а другой, также отчаянно жестикулируя, на противоположном тротуаре. Так продолжается с полминуты. Вся улица встала, но никто не сигналит, не ругается, не выскакивает с бейсбольной битой, дабы проучить хама. Наш водитель с безмятежным видом сидит и ждет, пока ребята наговорятся, и можно будет ехать дальше. Ну, подумаешь, пробку устроил, может давно не виделись, поболтать надо, а по телефону — совсем не то — надо же обязательно жестикулировать, чтобы наиболее полно донести собеседнику свои мысли и эмоции. Недаром же говорят, что свяжи итальянцу руки, и он потеряет способность к общению.
Еще зарисовка — сидим в кафешке, столики на улице, уборная — в основном помещении, и чтобы туда попасть, нужно пройти мимо двери, ведущей на кухню. И вот иду я мимо кухни и слышу песню. «О Соле Мио», как не банально это звучит. Звучит кстати очень здорово. Красивый молодой тенор. Заглядываю на кухню — парень в белой робе и в белом же поварском колпаке, вынимает лопатой на длинной ручке из печи пиццу и распевает себе во весь голос. Подчеркиваю, что он не перед зрителями или туристами, а на кухне за закрытой дверью. Он поет не на публику — для себя. Потому, что молод, весел, красив, наверняка влюблен и любим.
И потому, что итальянец.
Заметив меня, он широко улыбается, не переставая петь. Жестом спрашиваю разрешения сфотографировать. Он улыбается еще шире, принимает картинную позу с лопатой с пиццей наперевес и запевает еще громче.
— О солееее, о сооооле мио!! Станфонте тееееее, станфроооооонте те… — и уносится вместе с пиццей.
Вот же понтяра!
Или еще характерный эпизод.
Пляж в Римини длинный, почти десять километров. Вдоль кромки воды туда-сюда фланируют отдыхающие — приятно пройтись жарким днем по прохладному от воды песочку. То тут, то там стоят палатки, торгующие текстилем, сувенирами и прочей мелочью. Там же, прямо на песке разложили свои товары негры. Все похожи как братья и сестры. Высокие, красивые, великолепно сложенные. Может беженцы, может нелегалы. Между собой говорят не по-итальянски, на каком-то своем наречии. Те же сувениры, сумки, часы, браслетики, шлепанцы.
Но вот они засуетились, и все дружно начали складывать свои товары в большущие сумки — вдали показались полицейские. Двое — мужчина и женщина — в форме, с дубинками и рациями, неторопливо бредут среди отдыхающих. Они прекрасно видят суетящихся негров, но и не думают ускорять шаг.
Когда они подходят к месту, где только, что кипела незаконная торговля, там уже никого нет. Негры вместе со своими сумками отошли метров на двадцать вглубь пляжа и терпеливо ждут, сидя на корточках, когда полисмены пройдут и можно будет вернуться к своим занятиям. Все прекрасно видят друг друга. Полисмены делают вид, что блюдут закон, негры — что его соблюдают.
Я несколько раз бывал в Италии и у меня сложилось впечатление — может и ошибочное — что итальянцы весьма похожи на нас (особенно по части разгильдяйства), только значительно терпимее, добродушнее и веселее. Уж не знаю, с чем это связано — с благодатным климатом, или с пресловутой средиземноморской диетой, или может просто досталось в наследство от древних римлян. А скорее всего от совокупности всех этих факторов.
Короче — ТИ АМО!
ИЮЛЬСКИЙ ВЕЧЕР В РИМИНИ
Июльский вечер в Римини. В ресторане «Баунти» на набережной многолюдно. Все места на открытой террасе заняты, свободны только столики в основном зале — в тихий, теплый вечер никому не охота сидеть в помещении — к тому же здесь играет струнный квартет. Популярные роковые мелодии в джазовой обработке уютно обтекают гостей, смешиваясь со сладким ароматом цветов и чудесными разнообразными запахами итальянской кухни. Вот пронесли пиццу — прямо из печи, и запах горячего пармезана, приправленный свеже-нарубленным базиликом, заставляет трепетать ваши ноздри. А вот густой сладко-рыбный теплый пар от ведерка мидий, что подали за соседний столик. Но все остальные ароматы перестают существовать, когда миленькая девушка-официант в озорном пиратском наряде ставит перед тобой тарелку тольятелли со сливочно-трюфельным соусом.
Вот музыканты уходят на перерыв, и становится тише, слышны приглушенные голоса посетителей, да шелест волн через дорогу. Говорят, в основном по-немецки, изредка долетают английские фразы. За одним из столиков негромко переговаривается пара средних лет, слов не разобрать, но проницательный наблюдатель опознал бы русских. Перед ними кувшин с белым вином, по некоторым косвенным признакам тот же внимательный наблюдатель мог бы предположить, что кувшин этот — не первый. Впрочем, он может и ошибаться.
И