– Почему бы вам не оставить нас одних? И никого не впускайте сюда!

Когда они вышли, Джордан опять повернулся к Мелани.

– Давай сядем. Я уже сказал, мне сегодня досталось перед концертом.

Она кивнула, и он повел ее к кушетке. Они сели, глядя друг на друга, она – неподвижно, напряженно, а Джордан небрежно раскинулся, но это была кажущаяся небрежность.

– Ты сказала, я твой отец. – Неужели этот запинающийся голос принадлежит ему? Ни разу в жизни не был он столь неуверен в себе.

Опять в ее лице появился вызов. Темные глаза сверкнули.

– Я была не права.

– Почему ты передумала?

– Мне не нужен такой отец, как вы. Джордан не знал, смеяться или плакать. В конце концов он рассмеялся, откинув голову, и это разрушило возникшее напряжение.

– Я на тебя не обижаюсь. А какого отца ты бы хотела?

– У меня никогда не было отца, по крайней мере я никогда не думала, что он есть. Поэтому я раньше только представляла его. Он всегда был вместе со мной: ходил на концерт, брал на рыбалку или помогал с домашними заданиями. И не смеялся надо мной, когда я играю на гитаре. Он был просто… отец. Не божество.

– Я отнюдь не божество.

– У вас бы не нашлось времени для ребенка.

– Если бы у меня была такая красивая дочка, как ты, время нашлось бы, – сказал он серьезно.

– Вы знаменитость. И у вас много важных дел в жизни.

– Ничего не было бы важнее ребенка.

Острая тоска промелькнула во взгляде Мелани. И гнев тоже, гнев – потому что она так нуждалась в отцовской любви, гнев на него за то, что у нее не было отца.

Джордан тихо проговорил:

– Много лет назад я был женат на женщине, которую любил. Ее звали Джини.

С дрожащих губ Мелани сорвался крик боли:

– Так зовут мою мать! Так вы в самом деле… Почему вы бросили ее? Нас! Почему вы не взяли нас с собой?

Холодок пробежал у Джордана по спине.

– Она тебе сказала, что я вас бросил?

– Она мне никогда ничего не говорит.

– Это она меня оставила.

– Я вам не верю! Вы, наверное, думали, что она недостаточно хороша для вас.

– Кажется, я начинаю понимать, почему мать никогда не говорит с тобой. Будешь ты меня слушать наконец или нет?

Мелани пожала плечами.

– Ладно, слушаю.

– Когда я еще только начинал петь, Джини оставила меня. Она объяснила, что не хочет мешать, она не может прижиться в музыкальном мире и будет только помехой. Это случилось тринадцать лет назад. Я понятия не имел, что она ждет ребенка, иначе я не дал бы ей развод. В любом случае я сделал глупость, что отпустил ее, ведь я не могу ее забыть. Сегодня на автостоянке я увидел женщину, похожую на Джини, остановил автобус, но, когда попытался пробиться к ней, мои почитатели обезумели, и нас чуть не затоптали.

– Она наверняка приехала за мной, чтобы не дать мне встретиться с вами.

– Расскажи мне о ней. – Он подался всем телом вперед, пульс бешено забился в висках. – Я должен знать: твоя мама замужем или влюблена в кого-нибудь?

Установившееся молчание казалось ему полным опасности.

– Она ни с кем не встречается, – наконец услышал он.

– Дай мне номер телефона, я позвоню и скажу, что все в порядке, и сам привезу тебя домой.

– Вам нельзя этого делать! Она убьет меня! – воскликнула Мелани.

– Не думаю. Твоя мама никогда и мухи не обидела.

– Вы же не ее ребенок. Вы не знаете ее так, как я.

– Я буду рядом и защищу тебя.

Она подалась вперед и нерешительно коснулась его руки. Он тут же с удовольствием взял ее руку в свою.

– Вы не такой, о каком я мечтала, – проговорила она, запинаясь, – но, может быть, вы подойдете.

– Мелани, ты прелесть.

Она не сопротивлялась, когда он обнял ее.

– Запомни, я только сказала «может быть», – прошептала она, прижимаясь к его широкой груди. – И тебе нужно обязательно принять душ. – Но тут же испугалась и всхлипнула: – Зря я так сказала, да? Это просто потому, что я не знаю, что тебе сказать.

– Ты можешь говорить мне все, что хочешь, Мелани. Все, что хочешь.

Джордан решил позвонить Джини, когда никто не сможет услышать их разговор, и потому отложил звонок до той поры, пока они из суматохи «Астродома» не вернулись к нему в отель. Он снимал весь верхний этаж в самой роскошной гостинице Хьюстона. Мелани взяла одну из его гитар и пошла в соседнюю комнату, где ее ждали Вулф и Луи, совершенно ею очарованные. Едва она ударила по струнам и запела, оба объявили, что у них не осталось никаких сомнений: это дочь Джордана. И она, по их мнению, «то, что надо», как и ее отец.

Но не по мнению Фелиции.

– Ты будешь дураком, если позволишь этой девчонке морочить себе голову, Джордан. – Фелиция кипела от бешенства. – Настоящим дураком! Даже хуже, потому что не хочешь ехать со мной в больницу. У тебя, возможно, внутреннее кровоизлияние.

– Я знаю, что ты беспокоишься обо мне, и благодарен за заботу. Но сейчас, если ты не против, я бы хотел остаться один. Надо позвонить ее матери.

– Мне уйти, да?

Он устало посмотрел на нее.

– Неужели я прошу так много? У тебя есть собственный номер. А я ужасно устал, к тому же мне еще придется отвозить Мелани домой.

– Тебе не обязательно ехать самому. Ты мог бы попросить Джейка…

– Я обещал Мелани, – в голосе Джордана прозвучали металлические нотки.

– Тогда я поеду с тобой.

– Нет.

– Ты всерьез воспринял эту историю об отце, не так ли? Но ведь ты даже не можешь быть уверен, что это твой ребенок.

– Я уверен.

Что-то в его тяжелом взгляде заставило Фелицию понять, что лучше уступить.

– Ну, хорошо, я ухожу. – Она схватила свою сумочку и со злостью выскочила из комнаты.

Когда Джордан убедился, что она не вернется, он пошел в спальню, закрыл дверь на ключ и снял трубку. После третьего гудка раздался голос Джини:

– Слушаю вас.

Нежные нотки ее неуверенного голоса прозвучали для него как самая сердечная ласка, и Джордана бросило в жар. Рука крепко вцепилась в трубку, и он почти возненавидел Джини за ту власть, которую она имеет над ним даже спустя тринадцать лет.

– Говорит Джордан, – сказал он спокойно, опускаясь на кровать и презирая себя за нелепую верность ей. Она бросила его, заставила родителей солгать, что умерла… А он такой дурак, что все еще мечтает о ней!