Сердце бешено билось, а легкие, казалось, разорвутся, но Бэйн сделал последний рывок за черту финиша, остановился, пытаясь привести в порядок дыхание, и взглянул на короля. Взгляды их встретились, и Бэйну показалось, что он смотрит на самого себя. Лицо Коннавара было бесстрастным, без тени улыбки. Он шагнул к Бэйну и сказал: «Хорошо!» — затем повернулся к запыхавшемуся парню спиной и исчез в толпе.

С минуту стояла полная тишина, затем Бендегит Бран выступил вперед, обнял Бэйна за плечи и объявил: «В гонках победил парень из Трех Ручьев!»

— Ты прекрасно бежал! — похвалил он, хлопая Бэйна по спине.

Толпа заликовала, а Бран отвел Бэйна в сторону, так как к финишу стали прибывать другие участники.

— У тебя все хорошо? — спросил Бран. Взглянув в красивое лицо дяди, Бэйн кивнул.

— Я просто устал, — ответил он, вглядываясь в удаляющуюся фигуру Коннавара, который шел по тропе в Старые Дубы. — А что, король не останется на праздник?

Вопрос застал Брана врасплох.

— Он человек замкнутый и не очень любит шумные сборища.

— Но я слышал, в прошлом году во время пира он сидел рядом с победителем, — возразил Бэйн.

— Значит, в этом году ты будешь сидеть рядом со мной, — нашелся Бран.

— Я лучше поеду домой, — ответил Бэйн.

— Но ведь до Трех Ручьев два дня езды. Останься, Бэйн, повеселись на пиру.

Бэйн оседлал пони, которого одолжил специально для поездки, и ускакал вo тьму.

Когда восемнадцать месяцев спустя Бэйн впервые участвовал в схватке с Пиратами, он убил двоих и ранил третьего и был награжден золотой пряжкой, которую до сих пор носил на левом запястье. Обычно такую награду вручал король, но Бэйн уже не удивился, получив ее от Браэфара.

Примерно тогда и начала медленно угасать Ариан. Она почти ничего не ела и очень похудела. Даже присутствие Бэйна больше не радовало ее.

Бэйн положил голову на седло и накрылся одеялом. Он услышал, как в пещеру осторожно вошел Бануин, но притворился спящим.

«Я доставлю тебя в Камень, — подумал он, — но как только покажутся городские стены, мы попрощаемся».

Две усталые лошади, склонив головы на ветру, под проливным дождем едва везли повозку. Под навесом сидел человек и правил лошадьми. Одной рукой он сжимал хлыст, а другой обнимал за плечи сидящую рядом девочку-подростка.

Даже под навесом они оба промокли, и девочка дрожала.

— Папа, еще далеко? — спросила она.

— Если верить карте, то до моста еще примерно миля, — ответил отец, — а потом еще миль пять. К ночи мы доберемся.

Мужчина улыбнулся. Небо было таким темным, будто ночь уже наступила. Аппиус подхлестнул лошадей, и повозка понеслась быстрее. Девочка прижалась к отцу, он обнял ее в ответ и натянул на нее капюшон, стараясь защитить от дождя, но капюшон промок насквозь. Девочка взглянула на отца и улыбнулась. Сердце Аппиуса забилось сильнее. «Вся в мать, — подумал он, — такая же красивая».

Аппиус взглянул на то, что карта именовала дорогой, и раздраженно покачал головой. И это дорога? Больше напоминает грязную, широкую, изрытую тропу, то и дело исчезающую. Повозка тряслась на выбоинах, оставленных другими. Только варвар или идиот мог назвать это дорогой. Вот в Городе — дороги так дороги, выложенные камнем по песку или гальке.

Он вздохнул. Еще в Камне были Кровавые Монахи, страшные суды и пожары. Ветер стих, и дождь почти перестал. Струи больше не хлестали по лицу, лишь по навесу все еще стучали редкие капли. На западе из-за туч вышло солнце, и Аппиус снял капюшон, обнажив коротко стриженную седую голову.

Посмотрев на него, Лия рассмеялась.

— Когда светит солнце, все кажется таким прекрасным, — сказала она.

— Прекрасно сейчас было бы в купальне, чтобы пар поднимался над водой с благовониями, а потом массаж и спать.

— Барус сказал, что это довольно цивилизованный город, там должна быть купальня.

— Пока что там нет и храма, — мрачнея, ответил отец.

— Монахи остались на том берегу, — сказала Лия, — но скоро появятся и на этом.

Лия сняла плащ и стряхнула воду.

Аппиус посмотрел на нее, и ему тут же полегчало. Темные волосы Лии были коротко острижены по последней моде Камня и еще больше подчеркивали ее необычайную красоту — большие темные глаза и лучезарную улыбку. Сперва он подумал, что Лия кажется ему красавицей, потому что она его дочь, но потом вспомнил, какое действие ее внешность оказывала на молодых офицеров. Большинство из них просто немели в ее присутствии. Может, теперь, когда империя катится к черту, она выбросит из головы все глупости, которые вбила в нее мать. Некоторое время спустя они смогут вернуться в Город и занять свое место в уважаемом обществе. Лия выйдет замуж по любви и познает счастье, а он сможет сидеть на солнышке . и смотреть, как растут внуки.

«Я просто обязан дожить до этого», — с горечью подумал Аппиус. У него болела спина, и он чувствовал, как от сырости и холода распухают коленные суставы. Целых пятьдесят лет Аппиус был солдатом — в любую погоду был в строго и спал на холодной земле. «Чудо, что я до сих пор могу . ходить», — думал он.

Даже в самом жутком кошмаре ему не снилась смерть на той самой земле, где была разбита армия Камня. Он до сих пор вспоминал об этом с содроганием. Из всех участников того безрассудного мероприятия только Аппиус проявил хоть какую-то находчивость. Отбиваясь от варваров, он и его Пантеры отступили в укрепленный лагерь, где останавливались за ночь до битвы. Но и отступая, Аппиус потерял половину своих людей.

Этот Коннавар — просто дьявол во плоти. Он блестяще спланировал битву и расположил войска. Валанус, рассчитывавший, что кельтоны, как обычно, нападут все сразу, угодил в ловушку. Его лишенную провизии и подкрепления, голодную и усталую армию атаковала сначала вооруженная до зубов кавалерия, а потом лучники на лошадях. От одного упоминания о Когденовом поле мурашки ползли по коже. Там армия Камня потеряла двенадцать тысяч солдат.

Трудно описать реакцию жителей Города на случившееся. Аппиуса арестовали, отдали под суд по обвинению в преступной халатности, но потом вместе с тремя другими офицерами оправдали. Вся тяжесть народного гнева упала на погибшего Валануса, который, как было объявлено, вывел пятнадцатитысячное войско против миллионной армии противника. Это была такая явная бессмыслица, что Аппиус отказывался в нее поверить, но люди поверили. Гордость не позволяла им даже предположить, что армию Города смогли разбить всего тридцать тысяч ригантов. Никто не захотел узнать правду, никто, кроме Джасарея, да и тот — тайком.

Аппиус вспомнил день, когда генерал, тогда еще не император, позвал его к себе в дом и заставил вспомнить каждый момент битвы, набросать расположение армий, припомнить тактику каждой из сторон. Сначала риганты перебили всех разведчиков-ценийцев, и армии Валануса пришлось действовать вслепую. Затем отряд варваров отрезал колонну с провизией, перебив возничих. В конце концов объединенная армия ригантов, норвинов и паннонов под командованием Коннавара окружила Валануса на Когденовом поле.