Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в-третьих, вместо изящной, замысловато сплетенной цепочки, к которой крепился оберег Тихомирова-младшего, медальон странного старца был подвешен на кожаном гайтане, украшенном крохотными серебряными колечками.
И все равно оберег был старинным. В этом Глеб не сомневался. Он обладал удивительной способностью мгновенно отличать настоящие раритеты от подделок или имитаций.
– Сколько? – долго не раздумывая, спросил Глеб.
– Положь… – раздалось в ответ.
На удивление, голос старца был сильным и густым. Он смотрел на Глеба из-под седых мохнатых бровей, как коршун на добычу, – не мигая. Глаза у него были янтарного цвета, слегка поблекшие от старости.
– Не понял… Вы ведь продаете эту вещь?
– Нет, не продаю.
– То есть, как… – удивился Глеб. – А зачем тогда выложили для обозрения?
– Гляделки есть не просят, – ответил дед. – Хай себе лежит…
– А может, сговоримся? Хорошую цену дам.
– Скилько? – Старик остро прищурился.
– Ну… пару тыщ, – ответил Глеб и тут же быстро уточнил: – Рублей.
– Гуляй, хлопче, – ответил дед и начал раскуривать трубку.
– Ну почему сразу – гуляй. Давайте поторгуемся. Товар ваш, а я купец. И стоим мы на рынке. Назовите вашу цену.
Старец пыхнул трубкой несколько раз, окутавшись клубами ароматного дыма, и озабоченно сказал:
– От бисова люлька… Пора менять. Шось там опять засорилось… – Затем он поднял глаза на Глеба и пробубнил: – У тебя столько денег не будет. Сказано же – не продается.
– Я дам вам двести долларов.
– Нет! – отрезал старик.
Глебу нужно было уйти, но он почему-то завелся:
– Пятьсот! Подумайте – пятьсот баксов за эту никчемную железку. – С этими словами Глеб полез в нагрудный карман за портмоне. – И это мое последнее слово. Больше вам никто в жизни не даст. Думайте. Да – да, нет – значит нет.
Перед тем, как достать портмоне из кармана куртки, Глеб наклонился и положил медальон на место. При этом движении оберег Бандарлога выскользнул из широкого выреза спортивной майки и закачался на цепочке прямо перед глазами старого упрямца.
Оберег произвел на него огромное впечатление. Казалось, что старика ожгли по спине нагайкой со свинцовыми наконечниками. Его лицо исказилось – но не от боли, а от какого-то иного, очень сильного и болезненного чувства, а в глазах полыхнул яркий огонь. Глеб даже опешил, ощутив на себе этот пламенный взгляд.
Он отшатнулся и произнес:
– Ладно, все, проехали. Нет, так нет. Торг окончен. Прощевай, дедушка. Может, ты и прав. Пусть эта вещица остается у тебя.
Ему вдруг расхотелось приобретать медальон. Мало того, в этот момент Глеб почувствовал даже какое-то отвращение к нему. «Тоже мне… спец! – подумал он со злой иронией. – Полтыщи зеленых тугриков за такой дешевняк. “В своем ли ты уме, младшой?” – вспомнил он отца. – Это какая-то подделка… или оберег-новодел, выполненный по сказочным мотивам и искусно состаренный. Такого добра сейчас навалом. Особенно много поддельных монет разных времен и народов».
Он круто развернулся, собираясь уходить, но тут же и остановился. Старик неожиданно резво вскочил на ноги, будто вспомнил молодость, цепко ухватил Глеба за рукав и потянул обратно.
«Блин! – раздраженно подумал Тихомиров-младший, вспомнив Шишкана. – Так мне эти базарные жуки все рукава пообрывают. А курточка, между прочим, новье, мне ее батя подарил, из Англии привез, и стоит она тысячу хрустящих бумажек с изображением королевы Елизаветы. Что нужно этому дедуле?»
– Один момент, – просительным голосом сказал старик. – У меня есть встречное предложение. Продай мне ту железячку, что носишь на шее. Я щедро заплачу.
Глеб невольно опешил.
– Вы шутите? – спросил он, вытаращив глаза. – Я ничего не продаю.
– Я вполне серьезно. Сколько ты хочешь?
– Нет!
– Слушай, сынок, давай сговоримся. Назови свою цену.
– Да отстаньте вы, наконец! – Глеб попытался вырвать рукав из цепкого захвата старика, но «запорожец» на самом деле оказался гораздо крепче, чем с виду. – У вас денег не хватит, чтобы купить этот амулет.
– Считай гроши в своем кармане. – На лице старика вдруг появилось надменное выражение, которое совсем не соответствовало его внешнему облику – Я могу предложить больше, чем ты себе представляешь. Смотри…
Старик полез во внутренний карман и достал оттуда тряпичный узелок. Когда он развернул его, то Глеб невольно поразился: на темной заскорузлой ладони «запорожца» лежал старинный золотой перстень с бриллиантом! Опытный взгляд Тихомирова-младшего сразу оценил изящную вещицу, явно сработанную средневековым западноевропейским ювелиром; перстень тянул минимум на десять тысяч долларов. Это если не учитывать исторической ценности вещицы.
– Махнемся, а? – Старик пытался всучить перстень Глебу. – Да ты не сомневайся, перстень не ворованный. Фамильная ценность. Уж он-то стоит гораздо дороже, чем твоя железячка.
Глеб не колебался ни секунды. Десять тысяч долларов и впрямь большие деньги, но не для него. Да и перстень всего лишь украшение. К артефактам его трудно отнести. Поэтому Глеб резко ответил:
– Мне это безразлично. Еще раз повторяю – я пришел на рынок покупать, а не продавать. К тому же хозяин этого амулета не я.
Эта мелкая ложь практически была правдой. Оберег с трехликим божеством фактически был ничейным. Бандарлог тоже не мог назвать оберег своим – хотя бы потому, что поначалу его нашел Глеб. Кроме того, амулет принадлежал кому-то в прошлом, и от ауры прежнего владельца его вряд ли освободили даже столетия.
Глеб (как и Николай Данилович) был уверен, что вещи имеют свою память и что она может дурно влиять на тех, к кому они переходят по наследству. Поэтому от артефактов с темным, а то и кровавым прошлым Тихомировы старались избавляться, а если и оставляли самые ценные экземпляры, то держали их в сейфе, который находился в специальном подземном хранилище под домом. И лишь «светлые» раритеты они выставляли в комнатах своего особняка на всеобщее обозрение.
Впрочем, в гости к ним ходили только друзья и собратья по ремеслу, спецы высокого класса. Притом неоднократно проверенные, которым можно было доверять.
– Ты кривишь душой. Я это вижу. Прошу тебя, продай, – умолял старик.
– Зачем он вам?
– Нужен. Очень нужен. Это долго объяснять… да и вряд ли стоит. А вот ты напрасно его носишь. В нем много доброй, но еще больше – злой силы, которая не доведет тебя до добра. Продай и спасешься.
– Не могу и не хочу! Все, разговор закончен. Всех вам благ.
– Постой, не уходи! Давай еще поговорим. Мы придем к согласию, я в этом уверен.
– Нет, черт побери! – неожиданно разъярился Глеб. – Я же сказал – не продается!