Но он был знаком с Джеки Кеннеди, или с ее родителями, или с кем-то из их семьи и, когда бывал в Нью-Йорке, посещал «Теннисный клуб». Кроме того, у него было формальное право именоваться бароном. Обаяние Джорджа состояло еще и в том, что его прошлое постоянно видоизменялось.

— Когда ты уезжаешь из Вашингтона?

— Завтра лечу в Нью-Йорк, потом обратно в Даллас.

— Я думал, Даллас — вотчина Уокера, — сказал Ларри. — Кто палит по генералу?

— Он полнейший дегенерат и фашист, этот Уокер. Весьма опасен, со своим расизмом и антикастровскими крестовыми походами. Вот что я на самом деле думаю о Кубе. Она пробуждает в американцах худшую одержимость. Это генерал, которого отстранили от должности за то, что он проповедовал ультраправые идеи. Он проводит в Миссисипи расистскую кампанию, его сажают в психушку, он обосновывается в Далласе, где мы каждый день видим в газетах этот его бред про общество Джона Бёрча и его кубинские тирады. Ненависть чистой воды, Ларри. Два человека в Миссисипи погибли из-за уокеровских провокаций. Он просто-напросто Гитлер районного масштаба.

— Такое впечатление, будто ты и сам не прочь в него пальнуть.

— Говорю тебе, не отказался бы. На самом деле я, кажется, догадываюсь, кто пытался его убить.

Официант нырнул за упавшей ложкой.

— Мальчик из Далласа, мой знакомый, — продолжил Джордж. — То есть это я так говорю — «мальчик». Ему где-то двадцать два — двадцать три. Теперь, когда мне уже за пятьдесят, они все кажутся мальчиками и девочками. Если, конечно, мальчики не кажутся девочками и наоборот.

— С чего бы ему интересоваться Уокером?

— Ответ простой: из-за политики. Он был морским пехотинцем, и что, думаешь, сделал в 1959 году? Сбежал в Советский Союз. Его послали на завод в Минске. Разумеется, он разочаровался и вернулся обратно. Естественно, Управление в нем заинтересовано. Контактные лица попросили меня поговорить с мальчиком.

— Дружеский разбор полета.

— Именно. Я должен был по-отечески войти в доверие. Выяснить, что он видел, слышал, нюхал и пробовал на вкус. Вскорости мы друг другу понравились. Возможно, как раз мои чувства к генералу Уокеру и стали поводом к тому, что Ли в него выстрелил.

— Но ты не вполне уверен.

— Не вполне.

— Он не признался, что сделал это.

— Он ни в чем не признался. Но были указания, определенные знаки, некий дух, понимаешь? Плюс любопытная фотография, которую он мне прислал. Мне искренне жаль, что он промахнулся.

Они снова принялись за еду, за свой обед. Снова проявились голоса и шум: бурный поток новостей, цивилизованный ажиотаж Джордж сказал что-то очень к месту о вине, наливая его в рюмку-тюльпан на высокой ножке. К какому-то столику спешила привлекательная женщина, всем своим видом выражая радостное неудовольствие — после этих пробок на дороге и личных неурядиц наконец-то тихий островок роскоши. Порой Ларри казалось, что обед в превосходном ресторане — кульминация жизни западного человека.

— Ты говорил о политике, — сказал он. — Насколько левых убеждений этот твой юный друг?

— Есть политика, есть эмоции, и есть психология. Я неплохо его знаю, но было бы не вполне честно сказать, что я могу дать ему определение, четко обозначить. Он может быть преданным марксистом, истинным верующим. А может в это играть. Абсолютно достоверно одно — он беден, ужасающе, жестоко беден. Как там говорится?

— Гол как сокол.

— Именно. Он женат на чудесной милой девушке. Честное слово, Ларри, она из этих несовершенных русских красавиц. Невинная и хрупкая. Говорит на прекрасном исконно-русском языке. Не советском, понимаешь? Ее дядя — полковник МВД.

Ларри невольно рассмеялся. Слишком уж это курьезно. Забавно — вот подходяще слово. Вокруг одни призраки или простофили, сущие находки, двойники, тайные агенты, посредники или дезертиры, или же их родственники. Всех объединяет одно масштабное совпадение, круговая порука слухов, подозрений и тайных желаний. Джордж тоже смеялся. Приятный мягкий рокочущий смех. Они смотрели друг на друга и смеялись. Смеялись над тем, как забавна жизнь, как прекрасны и отвратительны дела человеческие, как хороши еда, выпивка и обслуживание, над тем, как рушатся карьеры, над всем этим созревшим нарывом безумия и сожалений. Ларри чувствовал себя сытым и полным энергии, слегка навеселе — все как и положено. С ними поздоровался посол Гондураса. Кто-то из «Пемекса» остановился и рассказал непотребный анекдот. Чудесный обед. Все великолепно, прекрасно, забавно, как и должно быть.

До Лэнгли Парментер доехал служебным автобусом Управления. Затем написал докладную записку в Отдел Безопасности, требуя срочно проверить Джорджа де Мореншильдта. Где-то в комнате, полной теорий, в одной из записных книжек или папок у Николаса Брэнча лежал список мертвых. Распечатка имен свидетелей, информаторов, людей, так или иначе связанных с Ли X. Освальдом или с Джеком Руби, причем все эти смерти были удобны, что наводило на размышления. В 1979 году собранный Конгрессом комитет постановил, что смертность среди людей, так или иначе связанных с событиями 22 ноября, не выходит за рамки среднестатистической. Брэнч расценивает это как факт теории вероятности. Его задача — написать историю, а не исследование различных типов паранойи. Здесь бесконечно много поводов для размышления. Брэнч это признает. Причины смерти — особый язык. Убит выстрелом в голову сзади. Перерезали горло. Застрелен в полицейском участке. Застрелен в мотеле. Застрелена мужем через месяц после свадьбы. Повесился на подштанниках в тюремной камере. Убит приемом карате. Такова неоновая эпопея субботнего вечера. И Брэнчу хочется верить, что это все. И без того хватает загадок в известных нам фактах, хватает заговоров, совпадений, не вяжущихся друг с другом концов, тупиков, множественных интерпретаций. Нет необходимости, считает он, изобретать грандиозный искусный план, замысел, безупречно продуманный в дюжине различных направлений.

И все же случаи перекликаются, ведь так? Большей частью это безымянные трупы. Экзотические танцовщицы, таксисты, продавщицы папирос, потрепанного вида адвокаты с перхотью на лацканах. Но с годами эта волна насилия добралась и до остальных, и с каждой новой серией несчастных случаев Брэнч видит, как очередное убийство проливает мощный и долго не меркнущий свет на структуры и связи, проявляя, что тот человек был знаком с этим, а эта смерть произошла на удивление близко к той.

Джордж де Мореншильдт, человек неопределенной национальности, воплощающий собой частичную лояльность или отсутствие необходимости в таковой, человек, подружившийся с Освальдом, умер в марте 1977 года в Палм-Бич от выстрела в рот из дробовика двадцатого калибра. Расценили как самоубийство.

Неделей позже в Майами-Бич полиция нашла тело Карлоса Прио Сокарраса, бывшего президента Кубы, миллионера, занимающегося контрабандой оружия; по мнению информатора, он был связан с Джеком Руби. Убитый сидел в кресле, рядом лежал пистолет. Расценили как самоубийство.