— Атомоход, блин… — неуверенно пошутил напарник и с неясной надеждой покосился на Олега. — Кажется, проскочили, приятель… Других понижений не будет, только в Таманске, но там мы можем по восточной околице объехать. Слушай, ты бы пристегнулся, а?

Предложение было ценным, но уже не актуальным. Разогнавшись, Солохин пропустил яму, которую мог бы разглядеть только водолаз! Машину тряхнуло, заскрипели тормоза. Олега вырвало из кресла, швырнуло на лобовое стекло. Он чуть не сломал себе руку, предохраняясь от удара. Голова гудела, распадалась на части.

— Солохин, я тебя прибью…

— Сам виноват, — покосился на него напарник, переключая скорость. И прыснул, обрызгав слюной баранку. — Теперь ты в курсе, почему переднее стекло называется лобовым? Хорошо хоть не челюстью треснулся. Ты ведь не можешь себе позволить вставную челюсть?

— Не могу, — проворчал Соболевский, растирая лоб. «Уазик» вскарабкался на покатую возвышенность, Солохин остановился и натянул ручник. Потом раскрыл дверь, принялся совком выгребать воду из салона. Печка в машине кочегарила на полную мощность. Олег разделся до исподнего, разложил одежду на приборной панели, чтобы хоть немного подсохла, стал осматриваться. Ночь была в разгаре. Плыли низкие тучи. Дождь уже не молотил стеной, такое ощущение, что пошел на спад. Прекратился ветер, крупные дождевые капли падали вертикально, сотрясая железную крышу. Все южные подступы к Таманску затопили паводковые воды. Вода была повсюду — подтопила лес на востоке, приземистые строения фермы на опушке. Дорога к улице Лазурной между деревьями в принципе просматривалась — края грунтовки выступали над водой. С этим все нормально. Серьезных препятствий на пути к городу не было. Самое страшное, что могло подстерегать, — это ямы. За спиной остался автомобильный виадук — он контурно просматривался в серой хмари. Впереди, в глубине излучины, смутно вычерчивались железнодорожный мост и высокая насыпь под полотном. Впрочем, насыпь уже не казалась высокой — под ней скопилось еще одно «водохранилище».

— Теперь — порядок, — объявил Солохин, запинывая совок под сиденье. — До города доедем. Доберемся до Тургенева или до Березовой, а уж оттуда — на мост… Не молчи, Олежка, — он угрюмо покосился на напарника. — Это раздражает.

— Смотри, — как-то глухо вымолвил Соболевский. — Кого-то на мост несет.

Солохин проследил за его взглядом. Ночную хмарь озаряли электрические блики. Кто-то приближался с запада к мосту — к тому мосту, который они покинули десять минут назад! Это был нонсенс! Какого черта?! Не иссякли еще желающие прогуляться по воде, аки по суху? Инспекторы затаили дыхание, предпочли не комментировать. Легковая машина по этому морю уже бы не проехала — приближалось что-то солидное. Слепящий свет рассекал темноту, разбивался о перила полузатопленной переправы. Транспортное средство приближалось, вот оно въехало на мост, безбожно виляя — колеса скользили по бетонной заливке. Это был небольшой автобус с высокой колесной базой. Глупый сон какой-то. Откуда он взялся? У водителя сдавали нервы, он с трудом справлялся с управлением. Автобус носило по проезжей части с бешеной амплитудой. Из салона прорывались крики. Неужели автобус перевозил пассажиров?! Он уже догадывался, что сейчас будет. Водителю удалось преодолеть половину мостового пролета. Неловкое движение рулем, опасная манипуляция педалями — и вот массивное транспортное средство перевалилось через бордюр, отделяющий проезжую часть от пешеходной дорожки, водитель лихорадочно вертел баранку, но машина уже двигалась юзом, пробила левым бортом тонкое металлическое заграждение. Инспекторы зачарованно смотрели, как пассажирский автобус Павловского автозавода (возможно, принадлежащий одному из местных предприятий) как в замедленной съемке вываливается с моста, переворачиваясь на крышу, разлетаются столбики ограждения, лопается брус… Падать пришлось не больше метра — вода поднялась практически под мост — он нырнул в бушующий поток, а в следующий момент вынырнул, поплыл по затопленному руслу. Автобус вертелся, как игрушечная машинка, нырял, выныривал, в нем бились стекла, орали люди. Мелькнула фигура — несчастного вынесло из автобуса через лопнувший оконный проем. Человеческое тело прочертило короткую дугу, упало в воду…

— Мать честная… — потрясенно вымолвил Солохин.

И снова в голове творилось черт знает что! Соболевский вывалился из машины как был, в одних трусах. Пробежал пару метров, разгоняя воду, и провалился по пояс! Но не остановился, рвался дальше. Рельеф береговой полосы шел волнами — ямы чередовались буграми, ноги резали коряги, камни.

Соболевский встал, как вкопанный — он стоял практически на берегу, в метре от разверзающегося обрыва. Бешеные воды протащили мимо него автобус. Куда там бросаться и кого-то спасать! Верная смерть даже для отменных пловцов. И моторчика нет, чтобы его догнать! Автобус утонул почти по крышу. Но в нем по-прежнему оставались живые люди! Они истошно кричали, звали на помощь, неодолимая сила швыряла их по салону, крушила кости, черепа. Он не успел моргнуть, а автобус уже отнесло к излучине, он таял в сивой дымке. Олег всматривался до мути в глазах — не мелькнет ли в потоке кто живой. Где тот несчастный, которого выбросило из автобуса? Бедолага, очевидно, захлебнулся — в бурном потоке не было ничего, похожего на голову. Но он надеялся, всматривался в пространство, искал кого-то. Колючий ком пытался пробиться через горло…

— Пошли, Олежка, — тащил его за локоть Солохин. С голосом товарища что-то происходило — он не говорил, а шамкал. — Пошли, чего ты тут завис? Они не выживут…

Забравшись в машину, он начал облачаться в непросохшую одежду. Ерунда, он выдержит, организм еще молодой, не зима на дворе… Они давились горячим чаем из термоса, обжигали горло. А Солохин при этом ухитрялся крутить баранку. Остались позади затопленные кусты и перелески, пошли «антропогенные» пейзажи. Затопленный гаражный кооператив на Лазурной, утонувшая селекционная станция, строящийся завод полипропиленовой тары. Живых существ на окраине не было, до домов оставалось порядка полуверсты. Слева теснились фанерные дачные домики с крохотными наделами (тут хозяйничали обитатели панельных многоэтажек центральной части), справа простирался бетонный забор. Машина застряла в низине, буксовала, колеса прокручивались вхолостую, и снова в салон просачивалась илистая вода.

— Олежка, подтолкни, — жалобно попросил Солохин.

— Не буду, — огрызнулся Олег. На него снизошло какое-то липкое безразличие. — Сам толкай, а я за руль сяду.

Напарник обреченно вздохнул и плюхнулся за борт. Но не успел он навалиться на капот, как исторг какой-то сдавленный звук, шарахнулся, взметнув воду.

— Ты чего? — забеспокоился Олег.

— Олежка, здесь труп…

— Какой еще труп? — не понял Соболевский.

— Мертвый… Он за ноги меня хватает…

Мертвый труп… как это трепетно. Вооружившись фонарем, Олег покинул машину. Коллеги мрачно созерцали женское тело, принесенное к дороге растущей водой. По возрасту — пенсионерка, в темно-синем хлопчатобумажном халате. Она плавала, разбросав руки, смотрела в небо мутными глазами. Лицо у женщины распухло, такое ощущение, что в последние минуты ей пришлось напрячься. Видимо, хозяйка одного из фанерных домиков — одинокая пенсионерка, пережидала ненастье в своей халупе, а когда пошла вода, отказало сердце, помочь оказалось некому…