Лондон. Мой дядя не часто туда ездит, хотя это так близко, не так ли?

– Нет, нет, – согласился он, – не часто.

– Возможно, вас следует поздравить, – сказал мистер Адельстоун. – Несмотря на все его прелести, я рад, что избавился от него.

– Вы там живете? – сказала Стелла.

– Да, – тихо ответил он, приветствуя слабый интерес в ее глазах. – Да, я живу в комнатах, как это называется, в одной из старых гостиниц. Я юрист!

Стелла кивнула.

– Я знаю. На вас длинное черное платье и парик.

Он улыбнулся.

– И обращаясь к присяжным, вы говорите "милорд", как люди в романах всегда заставляют говорить адвокатов?

– Я не знаю; может быть, и знаю, – ответил он с улыбкой, – но я не часто обращаюсь к присяжным и не имею возможности называть судью "мой друг" или "мой господин". Большая часть моей работы выполняется в моих покоях. Я очень рад приехать в деревню на каникулы.

– Вы надолго собираетесь остаться? – спросил мистер Этеридж с вежливым интересом.

Мистер Адельстон на мгновение замолчал и, прежде чем ответить, взглянул на Стеллу.

– Я не знаю, – сказал он. – Я хотел вернуться сегодня, но … Я думаю, что передумал.

Стелла слушала вполуха, но эти слова заставили ее вздрогнуть. Они были такими же, как те, которые произнес лорд Лейчестер три ночи назад.

Проницательные глаза мистера Адельстона заметили это, и он мысленно отметил данный факт.

– Ах! Погода прекрасная, – сказал мистер Этеридж. – Было бы жаль сейчас уезжать из Уиндварда в Лондон.

– Да, теперь мне будет более чем когда-либо жаль уезжать, – сказал мистер Адельстон, и его взгляд на мгновение остановился на лице Стеллы, но он был совершенно потерян, потому что глаза Стеллы были мечтательно устремлены на сцену за окном.

Почти вздрогнув, она повернулась к нему.

– Позвольте мне налить вам еще кофе!

– Нет, спасибо, – сказал он.

Затем, когда Стелла встала и позвонила в колокольчик, он подошел к мольберту.

– Это будет прекрасная картина, мистер Этеридж", – сказал он, рассматривая ее с критическим видом.

– Я не знаю, – просто ответил художник.

– Вы будете ее выставлять?

– Я никогда ничего не выставляю, – последовал тихий ответ.

– Нет! Я удивлен! – воскликнул молодой человек, но в спокойной манере старика было что-то такое, что остановило любые дальнейшие вопросы.

– Нет, – сказал мистер Этеридж, – почему я должен? У меня, – и он улыбнулся, – нет никаких амбиций. К тому же я старик, у меня был свой шанс; пусть молодые берут свое, я оставляю им место. Вы увлекаетесь искусством?

– Очень, – сказал мистер Адельстоун. – Могу я осмотреться?

Старик махнул рукой и взял щетку.

Джаспер Адельстоун бродил по комнате, беря холсты и рассматривая их; Стелла стояла у окна и тихо напевала.

Внезапно она услышала, как он невольно вскрикнул, и, обернувшись, увидела, что в руке у него портрет лорда Лейчестера.

Его лицо было повернуто к ней, и, когда она быстро повернулась, он успел заметить зловещую неприязнь, которая на мгновение задержалась на его лице, но исчезла, когда он поднял глаза и встретился с ней взглядом.

– Лорд Лейчестер, – сказал он, улыбнувшись и приподняв брови. – Замечательный пример силы художника.

– Что вы имеете в виду? – тихо, но опустив глаза, спросила Стелла.

– Я имею в виду, что это справедливый пример идеальности. Мистер Этеридж нарисовал портрет лорда Лейчестера и добавил собственную идеальную поэзию.

– Вы хотите сказать, что это на него не похоже? – спросила она.

Мистер Этеридж продолжал рисовать, оставаясь глух к ним обоим.

– Нет, – сказал он, глядя на картину с холодной улыбкой. – Это похоже на него, но это … делает ему честь. Это наделяет его поэзией, которой он не обладает.

– Вы его знаете? – спросила Стелла.

– А кто нет? – ответил он, и его тонкие губы скривились в усмешке.

Слабый румянец появился на лице Стеллы, и она на мгновение подняла глаза.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что лорд Лейчестер сделал себя слишком знаменитым … я хотел сказать печально известным…

Яркий румянец залил ее лицо и в следующее мгновение снова побледнел.

– Не надо, – сказала она, затем быстро добавила, – я имею в виду, не забывайте, что его здесь нет, чтобы защищаться.

Он посмотрел на нее со зловещим изучением.

– Прошу прощения. Я не знал, что он ваш друг, – сказал он.

Она подняла глаза и пристально посмотрела на него.

– Лорд Лейчестер мне не друг, – тихо сказала она.

– Я рад этому, – ответил он.

Глаза Стеллы потемнели и углубились, как это было свойственно ей, и она покраснела. Это правда, что лорд Лейчестер не был ее другом, она видела его и разговаривала с ним случайно и всего несколько мгновений, но кто был этот мистер Адельстон, чтобы он осмелился радоваться или сожалеть из-за нее?

Он быстро понял, что допустил промах, и быстро пришел в себя.

– Прошу простить меня, если я зашел слишком далеко при нашем незначительном знакомстве, но в тот момент я только подумал, что вы так недолго пробыли в Англии, что ничего не знаете о людях, которых мы хорошо знаем, с которыми мы жили, и что вы не знаете настоящего характера лорда Лейчестера.

Стелла серьезно наклонила голову. Что-то внутри нее заставило ее взяться за оружие в защиту отсутствующего мужчины; одно слово "позорный" застряло и терзало ее разум.

– Вы сказали, что лорд Лейчестер был "печально известен", – сказала она с серьезной улыбкой. – Конечно, это слишком сильное слово.

Он на мгновение задумался, пристально вглядываясь в ее лицо.

– Возможно, но я не уверен. Я, конечно, использовал это как игру со словом "знаменитый", но даже тогда я не думаю, что был к нему несправедлив. Человек, чье имя известно по всей стране, чье имя известно как нарицательное, должен быть печально известен либо добром, либо злом, мудростью или глупостью. Лорд Лейчестер не славится добродетелью или мудростью. Больше я ничего не могу сказать.

Стелла отвернулась, слабый румянец окрасил ее лицо, странный трепет жалости, да, и нетерпения, появился в ее сердце. Почему он должен быть таким злым, таким безумным и безрассудным, настолько печально известным, что даже этот самодовольный молодой джентльмен мог спокойно морализировать о нем и предостерегать ее от знакомства с ним! О, как жаль, как жаль! Как сказал Шекспир: “Что человек с таким прекрасным лицом, похожим на бога, должен быть таким плохим”.

На несколько мгновений воцарилась тишина. Джаспер Адельстоун все еще стоял с картиной в руке, но смотрел на лицо Стеллы с тайной настороженностью. Несмотря на все его внешнее спокойствие, его сердце билось быстро. Красота Стеллы была такого рода, что заставляла сердце мужчины