увидь, что рука смерти пишет на моем лбу.

Жизнь позволила

Дремоте рассветов

Окутать меня своим мраком,

Закрыть мне глаза,

Переполненные, насыщенные видениями этой жизни.

Ибо мои глаза, насытившись этим зрелищем, едва не лишились чувств.

Лира звучит

Теперь уже даже без рук,

Что дергают струны.

Пусть ее золотые аккорды поют мне и спят вместе со мной.

Пусть флейты и трубы выдыхают туман, чтобы окутать мое сердце,

Что бежит к своему покою.

Пой песни земли Рахови, откуда приходят небесные мелодии,

И делай из их значений

Ложе моим онемевшим чувствам.

Посмотрите мне в глаза и узрите лучи надежды.

Осушите ваши слезы, спутники моей юности.

Поднимите ваши головы, как цветы на рассвете,

И узрите смерть моей невесты,

Столб света, стоящий

Между моей кроватью и безразмерным мраком.

Задержите дыхание на мгновение и услышьте ее шелковистые крылья.

Вы пришли проститься, о дети моей матери.

Поцелуй меня в лоб с улыбкой – поцелуй мои губы ресницами – поцелуй мои веки губами,

Приведи детей поближе к кровати.

Пальцами из роз пусть они гладят мое горло.

Приведи сюда стариков, чтобы благословили мой лоб своими высохшими руками,

Позови дочерей лугов и полей, чтобы они увидели,

Как тень неведомого проходит между моими бровями, и уловили в моем последнем вздохе эхо бесконечности.

II

Вот я достиг вершины горы, и дух, который есть я, взмыл в небеса свободы.

Я очень далеко, о сыны Матери Земли!

Туман окутывает склоны холмов

Склоны холмов окутаны туманом

Туман окутал склоны холмов

Долины и поля утонули в море молчания.

Луга, утесы и косогоры – все это растворяется от

Прикосновения отпечатка моего полета.

Мерцают море, леса и пустыни

Едва различимо там, за рекой душ,

Белые, как весенние облака, желтые, как солнечный свет, и красные, как вуаль заката, множество белых, солнечно-красных сияющих мерцающих душ.

Песни океанов безмолвно бьются о тишину подо мной.

Воздух за окном и тишина, о которую разбиваются песни Океана.

И я не слышу ничего, кроме гимна вечности.

Это вечный голос неизвестного.

Я опередил крики людей.

Голос, который я слышу, – это гимн вечности, вечной неопределенности.

Покой

Сними льняной саван – положи меня в лилии,

Из гроба цвета слоновой кости подними меня на подушки из флердоранжа.

Не плачьте, юноши, но пойте о своей юности и радости.

Пойте, о девы полей и виноградников,

Песню винограда и пшеничных снопов.

Никаких вздохов на моей груди, кроме сердец, что рисует на мне любовь.

Успокойся, сердце мое

(Без даты)

Успокойся, сердце мое, ибо пространство тебя не слышит,

Ибо воздух, отяжелевший от скорби, не может вынести твои песни.

Успокойся, сердце мое, ибо призраки ночи невнимательны к шепоту твоей тайны,

И воинство тьмы не остановится из-за твоих снов.

Успокойся, сердце мое, до рассвета,

Ибо тот, кто терпеливо ждет рассвета, встретит рассвет,

И тот, кто любит свет, будет любим светом.

Успокойся, сердце мое, и выслушай, что я тебе скажу.

Во сне я видел дрозда, поющего над жерлом пробудившегося вулкана;

И еще я видел лилию, поднявшую голову над снегом,

И я видел, как обнаженная гурия танцевала на кладбище.

И я видел, как младенец швырялся черепами, смеясь громко.

Все это я видел в своих снах, и не проснулся.

И я огляделся вокруг и увидел разъяренный вулкан,

Но я не услышал порхающего дрозда.

И я увидел, как снег упал на долины и горы,

Скрывая своим белым саваном молчаливую лилию.

И я увидел ряд за рядом могилы, перед лицом тишины веков.

Но ни один человек не танцевал и не молился на могиле.

И я увидел кучу черепов, но никто не улыбался там, кроме ветра.

Проснувшись, я увидел печаль и горе,

Но куда же, куда же делись радости сна?

Куда делся свет сна и как исчез его образ?

Успокойся, сердце мое, и слушай мои слова.

Вчера моя душа была крепким старым деревом,

Корни которого проникли глубоко в землю,

Ветви которого протянулись в вечность.

И моя душа расцвела весной и принесла плоды летом.

А потом, когда наступила осень, я собрал все плоды на серебряные подносы и расставил их на перекрестках,

А прохожие брали их, ели и шли своим путем.

А когда прошла осень и ее ликование превращалось в горе,

Я взглянул и увидел на своем подносе только лишь один плод, оставленный для меня.

И я взял его и съел, и нашел его горьким, как алоэ, и кислым, как незрелый виноград.

Тогда я сказал себе: «Горе мне, ибо я положил в уста моих друзей проклятие и враждебность в их чрево».

Что же тогда, душа моя, ты сделала с этой сладостью, которую твои корни впитали из недр земли?

И с тем ладаном, что от лучей солнца испили твои ветви?

Так, я выкорчевал крепкое, старое дерево своей души;

Я вырвал его корни из почвы, где оно росло и процветало,

Я разлучил его с прошлым и разобрал на части память о тысяче весен и тысяче зим,

И я посадил древо своей души в другом месте.

Я посадил его в поле далеко от тропы времени,

И всю ночь я буду бодрствовать под ним, повторяя:

«То, что мы просыпаемся вместе, приближает нас к звездам».

И я поливал его своими слезами и кровью, говоря: «В крови есть благоухание, а в слезах есть сладость».

И когда снова пришла весна, моя душа расцвела еще больше, и летом она приносила плоды.

А когда наступила осень, я собрал мои спелые плоды, положил их на подносы с золотом и расставил их на перекрестках,

И люди проходили мимо, но ни один из них не протянул руку, чтобы взять плоды.

И я взял один плод и съел, и нашел его сладким, как мед, сочным, как нектар, и ароматным, как дуновенье жасмина.

И я громко закричал и сказал: «Люди не хотят благословения в своих устах и не чувствуют правды в своем чреве, потому что благословение – это дочь слез, а правда – это сын любви».

Затем я сел в тени дерева моей одинокой души в чистом поле, вдали от тропы времени.

Успокойся, сердце мое, до рассвета.

Успокойся, ибо воздух наполнен запахом мертвых и не может принять сладости твоего дыхания.

Слушай, сердце мое, и услышь, что я говорю.

Вчера моя мысль была подобна кораблю, что качался на волнах,

Ветры бросали его туда и обратно.

Корабль моей мысли был пуст, и он спасся от семи