Марк шагнул из ворот. Парень встрепенулся, ковырнул пальцем в носу, ткнул вверх козырек, из-под которого стрельнули по сторонам юркие мышиные глазки.

Из припаркованной у входа вишневой «десятки» вышла немолодая женщина в турецком платье, темно-синем с огромными белыми градинами. Неестественные завитки медных волос, полуопавшие от жары, подчеркивали полноту шеи, кряжистость плеч, мясистость носа, квадратность подбородка. Глаза скрывали черные очки. Женщина сделала шаг, другой, поднесла к лицу широкую ладонь, сгребла в нее очки, сощурившись от солнца. Ее глаза в сетке мелких морщинок смотрели настороженно и немного виновато. Марк шевельнул губами, но не сумел вымолвить ни слова, лишь рука сильнее стиснула ручку спортивной сумки.

– Ну, здравствуй, Марк, – нарушила молчание женщина. И в ее голосе, громком, с металлическим отливом, послышались растерянные нотки.

– Здравствуй, теть Галь… – пробормотал он, – Ты совсем не изменилась…

– В самом деле? – она рассмеялась, точно камни перекатились по железному желобу. – А я-то надеялась, что стала выглядеть лучше. Шучу, – махнула она полной рукой, увидев, что племянник виновато опустил глаза. – Называй меня Галина, без «тети», договорились? Ты уже большой мальчик, – и добавила посерьезнев: – Я рада, что с тобой все в порядке. Рада тебя видеть…

– Да, – проговорил он тихо, – Я тоже…

Каждый из них подумал в этот момент, что, наверно, стоит по-родственному обняться… Никто не заметил, как сбоку подобрался парень, что дремал под деревом, и в руках его в мгновение ока застрекотала камера. Невесть откуда, точно полуденный мираж, появилась длинноногая девица в шортиках и топе, которые запросто могли бы сойти за бикини, раскрыла ярко накрашенный ротик широко, точно собралась позавтракать, и, сунув в лицо Марку маленький черный диктофон, протараторила:

– Вы провели в психиатрической клинике двадцать лет за убийство. Как Вы планируете жить дальше? Чем будете заниматься?

Марк растерянно захлопал глазами.

– Убирайтесь! – рявкнула тетка и, нахлобучив очки одной рукой, а другой запихнув оторопевшего племянника в вишневую «десятку», с треском захлопнула дверь.

Через матовое стекло Марк увидел, как парочка устремилась к Георгию Аркадьевичу, но тот, прощально взмахнув рукой, спешно ретировался за ворота.

– Двадцать один… – пробормотал чуть слышно Марк.

– А? – переспросила Галина, щелкнув магнитолой и выжимая сцепление.

Желтый забор с частоколом чахлым тополей величественно проплыл вдоль затемненного окна.

«Я на воле не был сто лет

Я забыл, как шелестит бриз…

Птица белая летит вверх,

Отражение скользит вниз».

– Ну и как тебе свобода? – убавив громкость, усмехнулась Галина.

Марк молчал, прикрыв глаза, до крови кусая дрожащие губы. Он еще не чувствовал свободным.

Стоявший по ту сторону шоссе серо-голубой «Мерседес-420» с тонированными стеклами бесшумно вырулил на дорогу и растворился в клубах дорожной пыли.

Тетка болтала без умолку о том, сколько пришлось покрутиться ей одной в эти годы, как было тяжело. Шутка ли: в одиночку начать с нуля собственный бизнес, не сломаться, не прогореть… Марк старался вникать в смысл услышанного, но толком ничего не понял. «Крыша, бабки, дебет, налоги…» – непривычные слова горохом отскакивали от головы, не откладываясь в памяти. Он ощущал себя иностранцем, позабывшем о цели приезда. Ему показалось в какой-то момент, что и Галина говорит так много и непонятно, хоть и не без гордости, лишь потому, что боится разговора на иные темы, или того, что вдруг в наступившей тишине возьмут да и материализуются из небытия смутные тени давно ушедших, но непохороненных лет… Наверно, у него просто разыгралось натренированное за безрадостные года воображение: Галина всегда была материалисткой и принадлежала к самому реальному из миров, где не верят ни в Бога, ни в черта, ни в призраки, ни в надежды, ни в мечты… Он снова прислушался к ее словам.

– Я сдавала твой дом. Вот деньги. Они твои. Здесь рубли и доллары, слышал о таких?

Марк ответил, что знает: Георгий Аркадьевич объяснял.

– Хорошо, – оторвав руку от руля, Галина бросила ему на колени пухлое портмоне.

– Пересчитай.

– Не надо.

– Тогда убери, – она вновь усмехнулась, как-то печально.

Он послушно засунул кошелек в немедленно оттопырившийся карман брюк.

– Дома спрячь, – сказала Галина. – И так не носи: вытащат.

– Хорошо.

– Вот и приехали.

Машина боднула тупым носом придорожную лебеду и выжидательно замерла. Марк медленно повернул голову и посмотрел в окно.

Забор был облезлым, покосившимся, в подтеках некогда изумрудной зелени. Прежним. Как и дорожка, некогда вымощенная плитами, а ныне напоминавшая лесную тропку, размытую дождями и снегами, изломанную сорняками, разодравшими уцелевшие обломки, растоптанную равнодушными ногами чужих людей.

И дом. Покосившийся, но все еще крепкий, он выжидающе взирал на человека, прячущегося за дымчатым автомобильным стеклом от его черных глазниц.

«Добро пожаловать домой, Марк…»

Марк судорожно отер обеими ладонями холодную испарину со лба и висков.

«Я туда не хочу… Но больше некуда».

«…на заре я выйду в туман…»

Галина выключила магнитолу. Стало слышно, как жужжит кондиционер.

– Ты очень похож на Полину, свою мать… Особенно глаза… Знаешь она не была настоящей преступницей. Просто дурочкой, которая всем верила и вечно выбирала не тех мужчин… – Галина напряженно разглядывала коротко остриженные ногти на загрубелых пальцах. – Я хочу попросить у тебя прощения, Марк… Я тоже отчасти виновата… Я была не лучшей теткой. Детям нужна любовь, а я не сумела тебе ее дать. Я собиралась тебя навестить… Много раз. Но боялась. Услышать это от тебя… Но это правда. Вот…

– Все в порядке, – сказал Марк. – Ты тут совершенно не причем. И я никогда тебя ни в чем не обвинял. Нельзя же полюбить насильно… Верно? Давай забудем прошлое. Я хочу научиться жить сейчас. Должен… – в дрогнувшем голосе прорезалось тихое отчаяние.

– Все получится, – с заметным облегчением произнесла Галина. – Будешь работать у меня. Со временем все позабудется. Там, глядишь, женщину какую встретишь… Ты на морду симпатичный. На Польку здорово похож… Только… как ты после… ну, по этой части… Понимаешь, о чем я?

Марк почувствовал, как на лицо наползает удушливый зной.

– Нет, – он решительно замотал головой, уставившись в окно. – Мне это не нужно…

– Ладно, – досадливо махнула рукой Галина. – Не мое это дело… Ты сейчас куда, со мной в бистро поедешь или домой пойдешь, отдыхать?

– Я уже наотдыхался, – сказал Марк. – Поедем. Только вещи оставлю.