Белоу садится на койке и охватывает колени руками.

– Признаю, справедливости ради, были в докосмической эре и положительные моменты. Я поступил в университет, начал изучать астрономию, увлекся научной фантастикой. Сам пробовал сочинять. А что, имею право. В 1982 году написал рассказ о контакте земного юноши с пришельцем, отнес в редакцию «Звезды». Был такой толстый журнал, издавался в городе на Неве. Рассказ не приняли. Редактор, интеллигентный молодой человек с бородкой а ля Чехов, сказал, что с одной стороны в рассказе что-то есть, а с другой стороны чего-то не хватает. «Определенной достоверности, вы меня понимаете?» Какая может быть достоверность в фантастике, не знаешь? Вот и я не знаю. В общем, рассказ не прошел. Зато в коридорах редакции свиделся с самим Шефнером. Познакомился я с ним еще раньше, в литкружке Кунцевича. Так называлось сборище для начинающих поэтов.

Поэт спешил на совещанье

Советы слушать от друзей,

Но он услышал сов вещанье

И гоготание гусей.

Однажды мои и его стихи попали в один сборник. Для меня это была неожиданная удача, для Шефнера обычное дело. Поэт он действительно классный, о природе хорошо писал. А вот то, что Вадим Сергеевич прозой балуется, да еще в жанре фантастики, я не знал. В общем, поговорили. Выяснилось, что он пристраивает в «Звезде» свой новый роман под названием «Лачуга должника». Только что сдал исправленную рукопись. Мы разговорились, как два фантаста. И случилось так, что я рассказал ему все: о брате, пришельце и стихах. В общем, все. Вадим Сергеевич мне почему-то сразу поверил (это сейчас я знаю, почему) и даже подсказал, как жить дальше. Заодно он изложил свою теорию множественности миров…

– Белоу поднимает палец. На потолке появляются строки:

Средь множества иных миров,

Возможно, есть такой,

Где кот идет с вязанкой дров,

Над бездною морской.

Кортин бессильно роняет руку. Белоу опускается на колени перед напарником. Увидев, что тот потерял сознание, Белоу достаёт из-под койки шланг с байонетными соединителями на концах. Усевшись на пол, он соединяет шлангом свой скафандр со скафандром напарника и открывает вентиль. Раздается шипение. Вскоре Кортин приходит в себя и протестующе поднимает руку. Белоу прижимает его к койке.

– Не дёргайся, Геля! – приказал он. – Береги кислород. А на тот свет раньше времени не торопись.

Подойдет к тебе старуха,

В ад потащит или в рай.

Перед ней не падай духом,

Веселее помирай.

– Воздух, – просипел Кортин. – Паша, воздух пошел!

Белоу наклоняет голову. Действительно, в вентиляции зашумел свежий воздух. Беллоу снимает с Кортина шлем и сбрасывает свой. Обнявшись, напарники плетутся к вентиляционной трубе, связанные пуповиной шланга как сиамские близнецы. Возле вентиляционной решётки Белоу вспоминает о ненужном уже шланге и отсоединяет его. Кортин, тяжело дыша, поднимает руку и срывает с люка решетку. Из трубы вылетает небольшой коричнеый цилиндр. Стукнув Кортина по голове, он падает на пол и закатывается под столик.

– Куда! – заорал Белоу. – Геля, держи его, это последний флакон Дяди Духа.

Аналитик ныряет под столик. Внезапно раздается хлопок. Из-под столика вылетает пробка.

– Чёрт! – смеется Белоу, вылезая с контейнером в руке. – Не успел пробку придержать.

Кортин подбирает пробку и помогает заткнуть флакон. В воздухе расплывается облачко газа. Белоу принюхивается с наслаждением.

– Ба, ведь это же запах натуральной сырокопченой колбасы! – он замахал ладонью, подгоняя духовитый воздух к носу. – С чилийскими специями. Ну-ка, ну-ка!

Белоу проводит ладонью по столу. На крышке появляется надпись:

Приходите ко мне поскорее,

И с собой приносите дары,

Гастрономия и Бакалея,

Две любимые мною сестры.

Пошатнувшись, Кортин опускается на стул. Белоу всматривается в его бледное лицо. Немного подумав, лезет под койку. Вскоре он выбирается с бутылкой, на которой изображен всадник в бурке, скачущий на фоне остроконечных гор. Кортин вздрагивает.

– Ты, Геля, хоть знаешь, что это такое? – прищурился Белоу.

– Какой-то условно-алкогольный напиток? – слабо улыбнулся историк.

– Ошибаешься, друг! С такого рода условностями на нашей планете покончили ещё в позапрошлом веке. Но не для всех, разумеется, не для всех. Это, чтоб ты знал, последняя в Солнечной системе бутылка настоящего коньяка. А не слабо тебе будет тяпнуть стопарик? По случаю спасения нашего?

– Не слабо! – гордо выпрямился Кортин. – У меня сопротивляемость ядам равна 96 процентам по шкале Дордюжева.

– Сейчас вместе посопротивляемся, – угрожающе сказал Белоу.

Он ставит на столик два гранёных стаканчика и разливает коньяк.

– Помянем товарищей наших, погибших вдали от родимой Земли!

Напарники опрокидывают стаканы. У Кортина начинает багроветь лицо. Заметив его реакцию, Белоу хватает флакон дяди Духа и выдергивает из него пробку.

– Закусывать надо, Геля! – крикнул он, направляя струю в нос Кортину. Историк постепенно приходит в себя. Белоу смачно нюхает флакон, жмурясь от острого запаха. На его лице расплывается улыбка.

Участники экспедиции собрались в штурманской рубке. Терин сидит за пультом управления. Он наблюдает за экраном, на котором плавает размытое изображение голубоватого диска планеты.

– Планета Аррет с расстояния пятисот мегаметров, – сообщил командор. – Даю увеличение.

Он нажимает зеленую клавишу. На экране появляется вид морской поверхности, покрытой мелкой застывшей рябью.

– Океан Аррета в зоне шельфа, вид с высоты десяти километров.

Терин прижимает клавишу. На экране выплывает пенная полоса прибоя, набегающая на узкую полоску пляжа, которая переходит в сплошной зелёный ковер береговой растительности.

«Тётя Лира» продолжает орбитальный облёт планеты. Корабль пролетает над влажным тропическим лесом. Местами джунгли пересекаются полосками рек.

– Вечнозелёные леса северного континента!

Космолет переходит на ночную сторону планеты. Континент погружается в чернильную темноту, которую не нарушает ни единая вспышка света. Астронавты напряженно всматриваются в экран.

– Живых мы там не найдем, – пробормотал Белоу, нарушая затянувшуюся паузу. – Мертвые молчат и не светят. – В углу экрана всплывает надпись:

Торопились в санаторий,

А попали в крематорий.

Чекрин, дернув щекой, отходит к Краско, которая сидит за пультом связи.

– Что слышно в эфире? – спросил Терин.

– Ни звука! – объявила девушка, постучав по шкале настройки. – Мертвая тишина.