«Господи, какими ужасными вещами забивают себе голову мужчины! — подумала Люси. — Да, Рейхочка совершенно права, отказываясь от такого чтения».

Какая-то тень легла на открытые страницы. Девушка подняла глаза и вскрикнула от испуга: перед ней опять стоял мрачный монах с большими темными глазами, таинственный отец Бенедикт. Люси отшатнулась и машинально прижала к себе книгу.

— Извините меня, сударыня, я, кажется, испугал вас? — холодно проговорил монах. — Я пришел сюда за забытой книгой.

В первый раз Люси услышала голос монаха. Он оказался вовсе не таким, какого она ожидала: ее слух приятно поразили мягкие, мелодичные звуки. Ободренная этим голосом, Люси решилась поднять взгляд на монаха и теперь увидела, что и глаза его были другими. Они действительно смотрели серьезно и мрачно, но в них не было и тени враждебности.

Страх девушки начал постепенно проходить, да она и по натуре была не из тех, кто всего боится. Откинув назад локоны, она гордо подняла голову и приблизилась к монаху. Только теперь отец Бенедикт заметил у нее в руках свою книгу.

— Это у вас Спиноза? — спросил он снисходительно. — Мне кажется, такое чтение не для вас.

Последняя капля робости Люси исчезла при этих словах монаха. Когда задевали ее самолюбие, она забывала все на свете, а потому и теперь гневно ответила:

— Во всяком случае, скорее я могу читать Спинозу, чем вы!

Неожиданный ответ изумил отца Бенедикта. Он долго молча смотрел на молодую девушку, а затем наконец спросил:

— Почему?

— Потому что вы — монах! — заявила Люси, стараясь придать своим словам презрительный оттенок.

По лицу отца Бенедикта промелькнула тень, и оно снова приняло холодное, угрюмое выражение, даже голос потерял мягкое звучание.

— А вы, по-видимому, презираете монахов? — мрачно спросил он.

Люси почувствовала, что невольно причинила боль молодому человеку. Прежняя тревога охватила девушку, и, чтобы победить ее, она ответила более резко, чем хотела:

— Да, я их терпеть не могу. Я вообще не понимаю, как может живой человек запереться на всю жизнь в монастырь, вечно молиться и каяться, не принимая участия в жизни, которая так прекрасна.

Отец Бенедикт улыбнулся, и, Боже, сколько горечи было в его улыбке.

— Да, вы не можете понять этого, — сказал он, — потому что росли и воспитывались на свободе. Но если бы вас еще ребенком отдали в руки духовенства, подчинили ему вашу душу и тело, то и вы пошли бы в монастырь. Уверяю вас, что сделали бы это, — повторил он в ответ на молчаливый протест Люси. — В железных тисках дробится сила воли, и хотя человек внутренне всеми силами души противится тому, что из него хотят сделать, в силу необходимости все же покоряется.

В словах монаха чувствовались сдержанный гнев и подавленное страдание, но Люси ничего не заметила. Ее возмутила речь отца Бенедикта. Как он смел говорить, что она тоже пошла бы в монастырь? Не слишком ли много воображает о себе этот монах!

— Позвольте мне получить мою собственность, — вдруг обратился к ней отец Бенедикт спокойным тоном — усилием воли ему удалось победить волнение.

Люси молча протянула ему книгу, причем слегка коснулась руки монаха и невольно вздрогнула.

— Вы боитесь меня? — тихо спросил отец Бенедикт, заметив это.

Люси ничего не ответила.

Монах отступил на несколько шагов, так что расстояние между ним и девушкой увеличилось. Книга незаметно выскользнула из его руки и упала на траву.

— Вы не должны бояться меня, — продолжал он, — мне не придется часто встречаться с вами. Что общего между вашим легким, веселым существованием бабочки и моим тяжелым жизненным путем? Это — два полюса, которые никогда не могут сойтись.

Слова монаха были крайне оскорбительны для Люси.

— Да, я тоже надеюсь, что нам не придется часто встречаться, — возразила она с гневным видом. — Я знаю, что вы ненавидите все то, что дает радость и счастье: молодость, красоту, сияние солнца, но больше всего — меня, вы это достаточно ясно показали.

Густая краска залила лицо отца Бенедикта.

— Когда и каким образом я показал это? — робко спросил он.

— Третьего дня на вечере у барона Бранкова; не я одна заметила это! — быстро проговорила Люси. — Граф Ранек тоже видел, каким враждебным взглядом вы смотрели на нас; он даже сказал мне, что у вас такой вид, точно вы хотели бы сжить нас со света.

Лицо монаха покраснело еще сильнее.

— Ах, и граф Ранек такого мнения? — иронически произнес он, не спуская взора с молодой девушки. — Ну, его наблюдения, конечно, непогрешимы, по крайней мере для вас. Вы совершенно правы. Старайтесь быть подальше от мрачного фанатика, не желающего вам ни радости, ни счастья. Ненавидьте его всеми силами души — так будет лучше всего! — и отец Бенедикт резко отвернулся от Люси.

Люси смущенно потупилась, никак не ожидая подобного ответа. В голосе монаха звучала такая глубокая скорбь, что у нее пропало желание ссориться с ним. Она взглянула на него большими, удивленными глазами, и в первый раз в этих веселых детских глазах появилось серьезное, задумчивое выражение. Девушка медленно опустилась на камень и начала молча обрывать цветы, росшие рядом, надеясь, что монах уйдет наконец; но он стоял неподвижно, точно пригвожденный к месту. Вероятно, этот мрачный человек поддался очарованию легкой женской фигурки, сидевшей у ручья и окруженной душистыми цветами. Девушка составляла букет, не поднимая взора от своей работы, но чувствовала, что взгляд отца Бенедикта, не отрываясь, следит за нею, и невольно смущалась под этим взглядом.

Кругом царила глубокая тишина, только ручеек напевал свою однообразную песенку, как бы убаюкивая и навевая сладкие грезы. Луг пестрел цветами и весь сверкал под золотыми солнечными лучами. Прохладный темный лес, все еще недоступный полуденному солнцу, манил в свою таинственную чащу. Постепенно лицо отца Бенедикта утратило выражение злобы и горечи. Нежная мать-природа сгладила черты страдания на лице молодого монаха, навеяла задумчивую мечтательность на юное существо, склонившееся над цветами, протянула тонкую, невидимую нить от одного человеческого сердца к другому. Эта нить крепла и притягивала друг к другу высокого юношу в монашеском одеянии и стройную синеглазую девушку с розовым детским личиком.

Вдруг как будто чья-то чужая грубая рука разорвала прозрачную ткань, сотканную из солнечных лучей и аромата цветов. Отец Бенедикт резко повернулся, задев сухую ветку. Люси взглянула на него и снова увидела прежнего мрачного монаха, враждебно смотревшего на опушку леса. Она тоже обратила свой взор в ту сторону. Там стоял граф Ранек. По-видимому, он был очень разочарован, увидев рядом с Люси отца Бенедикта.

Молодая девушка была и смущена, и довольна приходом графа; во всяком случае, его присутствие избавляло ее от того необъяснимого состояния, в котором она находилась, и она невольно сделала несколько шагов навстречу графу. Отец Бенедикт заметил это, лицо его побледнело, и он отступил на несколько шагов.