– Соедини меня с Безымянной. Мне нужен Джошуа Паркер Маттерсон, охотник, владелец корабля «Ковчег».

Ну а что делать? Противостоять собственному любопытству нелегко, а тут еще «Гранд» как раз вынырнул из Ф-коридора и стал сбрасывать скорость перед выходом на орбиту Ино. Самое удобное время для связи.

Джош нашелся на Втором космодроме Уивертауна, в собственном корабле. На сей раз он был абсолютно трезв, а еще хмур и неприветлив.

– Ну? – рыкнул он на меня, а я подумал о том, что Берк тоже всегда предпочитал корабль отелю.

– Знаю, что играть с тобой бесполезно, – начал я. – Но ты же понимаешь, что и со мной тоже. Так что поговорим напрямую, ага?

– Ну? – рыкнул Джош еще раз.

– Я сильно хочу знать, отчего ты так расстроился из-за Берка. Всем известно, что напиваешься ты раз в десятилетие.

Он долго изучал меня своим сканирующим взглядом. Я подумал что «Гранд» успеет сесть на Ино, взлететь и снова уйти в коридор, прежде чем Джош ответит. И дело было конечно не в том, что сеанс оплачивал я, а он мог о деньгах не беспокоиться.

– Ладно, Пит, – сказал он наконец. – От меня не убудет. Это я рассказал Берку про рэдвольфа.

– И?

Однако я уже понял, что продолжения не последует. Джош не скажет больше ничего. Вот хоть рви его на части – не скажет. А я и порвать не мог, и он это знал. Но он и так сказал достаточно. Расскажи Берку о рэдвольфе кто другой, это было бы просто байкой и ничем более. Но Джош был охотником с таким стажем и такой репутацией, что любое его слово относительно животных равнялось гарантии. В данном конкретном случае – гарантии существования рэдвольфа.

Завершив обязательный ежедневный облет подконтрольного ему участка заповедника, Герман Левицкий вернулся на орбитальную станцию «Сектор-18», принадлежащую Управлению по охране природы. Поставив свой катер класса «атмосфера-4» по имени «Беркут» на его законное место в ряду таких же точно «четверок», Герман вышел и привычно окинул взглядом ангар. Четыре робота техобслуживания возились вокруг узла заправки энергоблоков, еще три спешили к «Беркуту». Добравшись до катера, тройка разделилась – один робот вполз по опущенному трапу внутрь, второй забрался наверх, третий нырнул под брюхо корабля. Больше в просторном помещении ангара никакого движения не наблюдалось.

Раньше здесь непрерывно кипела работа: кто-то стартовал, кто-то возвращался, шесть катеров одновременно проходили предстартовые или послерейсовые проверки. В пункте управления работала смена дежурных техников и обязательно болтались двое-трое смотрителей – в ожидании своей очереди на облет участка или просто убивая время за неимением более интересного занятия. Ребятишки из семей сотрудников постоянно умудрялись пробираться сюда поиграть, несмотря на суровый запрет и все меры предосторожности… Так было всегда с тех пор, когда десять лет назад молодой Герман Левицкий, уволившись из ВКС, устроился работать в Службу охраны заповедников и впервые попал на «Сектор-18» – одну из двадцати четырех станций, объединенных в контрольно-исследовательскую систему «Заповедник «Тихая» – орбита». Так было и четыре года назад, когда в связи с кризисом правительство урезало финансирование УОП, и там впервые заговорили о сокращении штатов.

Сначала свернули научные программы. Следом за учеными пришлось собирать вещи половине сотрудников техслужб. Но и после этого никто всерьез не опасался, что Управление пойдет на уменьшение числа рабочих мест смотрителей – костяка и основы основ СОЗ. Однако оно пошло на это. В каждом секторе ликвидировали подсекторы «Юг» и «Север», оставив только «Центр»; корпус смотрителей сократился сразу втрое.

Первый жестокий удар по системе контроля, фактически оголивший планету, оказался не последним. Увольнения, больше похожие на репрессии, продолжались. Сначала упразднили дополнительную смену, потом произошло сокращение рабочих смен. А кончилось тем, что в итоге на некогда многолюдной станции из смотрителей остался только Герман Левицкий.

В настоящее время все население «Сектора-18» насчитывало три человека: он сам, его жена Эвелин, исполняющая обязанности старшего техника, и их сын Эрик. Несмотря на то, что мальчику было только тринадцать (на днях стукнет четырнадцать, ты обязан его хоть чем-то порадовать, напомнил себе Герман), он фактически выполнял работу наблюдателя. Именно он дежурил неделю назад, когда пришел сигнал бедствия с поверхности планеты, и действовал не хуже любого взрослого – работая в паре с киб-мастером станции, проанализировал наличную информацию, дал команду на пункт управления вывести катер на стартовую площадку и разбудил отца. Герман плюхнулся в пилотское кресло одновременно с сигналом готовности к старту, подготовленный сыном материал просмотрел уже по дороге – там было все, начиная с погодных условий в районе поиска и кончая сценариями предстоящей спасательной операции.

Молодец он у меня, с гордостью подумал Герман. (Тем более – постарайся придумать что-то ему на четырнадцатилетие!) Эрик рос удивительно любознательным и вдумчивым, причем любознательность его носила строго целенаправленный характер: если уж он чем-то увлекался, то всерьез и надолго. Недавно опять нашел себе занятие – пытался разгадать секрет непонятной энергоинформационной активности, очаги которой иногда внезапно возникали в самых разных уголках Тихой и столь же внезапно исчезали, не имея никаких видимых причин и не оставляя после себя поддающихся изучению следов.

Герман, как и каждый, кто работал на Тихой, был знаком с этой проблемой. Биополе планеты, имеющее на экранах орбитальных биорадаров вид окутывающего Тихую тумана красноватого цвета, вдруг начинало вибрировать, шло волнами, как поверхность воды, в которую бросили камень. Иногда волны мощных возмущений обегали всю планету и возвращались к месту «падения камня». Одновременно катастрофически портилась связь. Причем помехи шли на уровне первичных информпотоков, и справиться с этим не всегда могли даже мощнейшие векторные передатчики. Ничего подобного ученые не наблюдали ни в одном из миров земного типа…

Герман очнулся от раздумий, мельком сам себе удивившись. Обычно ему было свойственно совсем другое – меньше размышлять, больше действовать.

А если б наоборот, может, и не торчал бы сейчас в таком дерьме, с ехидством заметил внутренний голос. Мог бы остаться в армии, в которой нет и не предвидится сокращения штатов, в которой нет и не предвидится урезания жалования, и не пришлось бы сейчас ломать голову, как выполнить данное сыну еще три года назад обещание взять его с собой на самое настоящее сафари по Аквилее…

Герман тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. Он не считал нужным заниматься бесполезным самобичеванием по поводу когда-то принятых решений, даже если они оказались не совсем удачными. А вот поохотиться с сыном на Аквилее, похоже, не получится и в этом году, это правда.

Герман еще раз окинул взглядом ангар. Мерзость запустения – вот как бы он мог коротко охарактеризовать то, что видел. Станция функционировала, но едва ли при этом использовалась десятая часть рабочих мощностей. То же самое, он знал, и на всех остальных двадцати трех станциях системы «СОЗ-Тихая». То же самое на станциях остальных заповедников А-группы. О рядовых природоохранных заповедниках и речи нет – там дела обстояли еще хуже.