На шарф я брал кредит. Кредит гасить еще два года.

Но это уже давление на жалость.

Мой друг-журналист, часто бывая у меня дома, видел, как я фотографирую какие-то вещи, которые приобрел как историк. Например, антикварные ложки. И он мне всегда говорил: "Зачем ты это делаешь? Ты будешь раздражать людей. Скажут, что ты миллиардер или что ты их украл". Я отвечал, что не хвастаюсь, но радостью делиться хочется. Это красивые, необычные вещи, я смотрю на них — и хочется мечтать!

Недавно этот друг мне написал: "Ты сейчас в гонениях за то, что меня не слушал". Если бы я его слушал, этих гонений не было бы. Но что тогда было бы у меня в сердце?

Сейчас гонения внешние, а страшны — внутренние. Многие вещи мне совсем не дороги. Не заставляйте меня, пожалуйста, оправдываться за каждую фотографию, которую я сделал в магазине. Но, конечно, когда я фотографировался с чемоданом Louis Vuitton, зная историю этого дома, я хотел приобрести такой чемодан. И приобрел бы, если бы мог. Это ведь не просто чемодан — это как бы окно в Париж, глоток свежего воздуха. И даже тот небольшой шарф, который я недавно купил, — тоже окно в Париж[73]».

Далее священнослужитель рассказывает о том, что покупки дорогостоящих и красивых вещей для него — средство борьбы с депрессией. Позже батюшка заявил, что даже готов к лишению сана как наказанию за любовь к люксовым маркам. Летом 2019 года, спустя полгода после резонансной огласки фото Баскакова, комиссия РПЦ сделала устный выговор батюшке, отлучения не последовало. Баскаков вскоре вновь завел аккаунт в Instagram, фото брендовых вещей там нет. Пока.

Анализ ситуации

Судя по всему, в РПЦ отсутствует какой-либо коммуникационной кодекс поведения священнослужителей. Возможно, он появился после случая с Instagram-публикациями Баксакова. Простое правило — запрет на демонстрацию предметов роскоши в социальных сетях спас бы РПЦ от огромного объема критики. Очевидно, что для священнослужителей правила должны быть еще более строгими, чем для сотрудников частных компаний и чиновников. Ведь священник, по традиции, является примером высокой нравственности и образцом нестяжательства. И когда его поведение демонстрирует обратное, это вызывает крайне негативный коммуникационный эффект.

Каковы могли быть действия пресс-службы РПЦ? Удаление аккаунта Баксакова — это, несомненно, очень слабый ход, который только усилил раздражение блогосферы. Извинения Баксакова исправили ситуацию, однако если они были бы поддержаны извинениями патриарха, это снизило бы накал коммуникационного конфликта и, возможно, свело бы ее на нет.

Как и в предыдущем кейсе с «Леруа Мерлен», в истории с Баксаковым мы видим эффект «переноса» личного поведения отдельного человека на оценку деятельности всей организации. Таковы реалии сегодняшнего информационного пространства, которые необходимо учитывать при подготовке к коммуникационной войне.

Правила коммуникационного поведения сотрудников должны стать такой же обыденной вещью, как воинский устав в армии. Начните с простого — правил поведения в социальных сетях и общения со СМИ. Проследите, чтобы все поняли эти инструкции, их важность, а главное, последствия, к которым может привести пренебрежение коммуникационной безопасностью. Приучите себя мониторить поведение своих сотрудников в соцсетях. Кроме того, разработайте пошаговый план действий на случай, если инструкция нарушена и какой-то сотрудник вызвал столкновение в соцсетях. Чем быстрее вы сделаете заявление на данную тему и погасите коммуникационный конфликт, тем будет лучше.

https://www.kommersant.ru/doc/3997789

10 июня 2019 года[74] главные деловые издания России — газеты «Ведомости», «Коммерсантъ» и «РБК» — вышли с одинаковой первой полосой — надписью «Я/Мы Иван Голунов». Конкурирующие между собой СМИ показали удивительное единодушие — беспрецедентный случай в истории российской журналистики! Спустя два дня в центре столицы прошел несогласованный митинг под лозунгом «Я/Мы Иван Голунов». Проводимый в те дни Санкт-Петербургский международный экономический форум, куда традиционно приезжает президент Путин и другие высокопоставленные члены зарубежных государств, коммуникационно был сорван — новостную повестку как на нем, так и в целом в российском инфополе «делал» Голунов. А ведь всего этого могло и не случиться, если бы не была нарушена коммуникационная заповедь «Не ври».

6 июня, в день открытия экономического форума в Санкт-Петербурге, журналист интернет-издания «Медуза» Иван Голунов был задержан в центре Москвы[75], на Цветном бульваре, по подозрению в производстве и сбыте наркотиков. Оперативники утверждали, что у Голунова было найдено более 3 граммов порошкообразного вещества. В квартире журналиста оперативники также провели обыски и обнаружили мерные весы и 5 граммов кокаина.

О задержании Голунова СМИ сообщили на следующий день, 7 июня. Адвокат журналиста после встречи с ним передал заявление своего подзащитного о том, что сотрудники полиции нанесли ему побои, а наркотики были подброшены. По словам Голунова, полицейские отказались вызвать ему адвоката при досмотре вещей, а понятой, присутствовавший на его задержании, был знакомым одного из оперативников. Наркотики обнаружили в рюкзаке, который лежал на стуле и не всегда находился в поле зрения Голунова. Было начато следствие, журналисту предъявили обвинение по статьям 30 и 228.1 уголовного кодекса РФ — «Производство и распространение наркотиков». Голунову грозило лишение свободы сроком до 20 лет.

После известия об аресте и информации от адвоката журналиста свою версию причины задержания Голунова выдвинула его руководитель, главный редактор «Медузы» Галина Тимченко. Она заявила, что из-за расследований Голунову уже поступали угрозы, и наркотики могли подбросить журналисту в связи с работой над последним материалом. Речь шла о расследованиях Ивана вокруг похоронного бизнеса в Москве. В 2018 году журналист занялся этой темой и пришел к выводу о связи главы управления ФСБ по Москве и Московской области генерал-полковника Алексея Дорофеева и его помощника подполковника Марата Медоева с ритуальным бизнесом. До этого Иван занимался расследованиями о работе столичной мэрии. Так, в 2018 году он написал в «Медузе» об имуществе вице-мэра Москвы Петра Бирюкова. Позиция Тимченко была понятна — связать задержание Голунова с его профессиональной деятельностью.