* * *

Несомненно, Чжу была таким же пленником, как остальные. Ее и разгруженных верблюдов отконвоировали на какое-то людное поле подальше от резиденции. Поле было усеяно холмами, отбрасывавшими длинные тени по рыжей от заката равнине. Это же развалины, догадалась Чжу, приметив ржавую балку, торчавшую из спекшейся грязи. На каждом клочке ровной земли растянуты палатки, расселись воины, кто так, кто на корточках, сплевывая на землю. Лошадей столько, что небо над головой затянуто безумной веревочной путаницей.

Вокруг верблюдов само собой образовалось свободное пространство. Довольные, они устроились на земле, похожие на оживший горный хребет, и принялись жевать жвачку. Чжу привалилась к теплому боку ближайшего верблюда и задумалась над своим положением. Солнце село, палатки, кони и холмы сливались в одну общую тень. Стражники, охранявшие Чжу, сгрудились вокруг ближайшего лагерного костра. Они жарили лепешки и куски пахучего мяса на палочках. Темнота была ей на руку, но солдаты слишком близко, да и вообще в лагере многовато людей. Не ускользнуть незамеченной.

Что-то просвистело в воздухе и шлепнулось в грязь у ее ног.

— Эй, парень! Поешь вот.

Это оказалась лепешка с куском жирного мяса. Чжу подняла ее, оглядела и съела, нимало не смущаясь хриплого смеха стражников. Еда как еда. Хрящик хрустел на зубах. Она размышляла. Надо вернуться в резиденцию Шао, отыскать и вызволить Ма и остальных, потом найти шелк и всем вместе выбраться отсюда. Время поджимает. Шелк начнет тлеть в свой срок, а когда загорится, уже ничего не поделаешь. Под ложечкой привычно засосало. Она выплюнула хрящик и встала. Если никак нельзя ускользнуть незамеченной, придется ускользать у всех на виду. Что делать дальше, сообразим на бегу.

Когда стражники подняли глаза, Чжу сделала поясняющий жест: по нужде, мол. Те фыркнули и вернулись к трапезе. А она завернула за верблюдов. С другой стороны ее заслонял от любопытных глаз ближайший курган. На некотором отдалении торчал настоящий лес из шестов, к которым крепились концы лошадиных веревок над головой. Чжу согнулась в три погибели и скользнула к ближайшему столбу. Беглый осмотр показал, что перепутанные веревки протянуты через выемки у основания шеста и завязаны узлом. У Чжу не хватало пальцев, чтобы их развязать. Зато имелось кое-что другое.

Нынешнюю деревянную руку — на сей раз простую, не позолоченную — ей сделал Цзяо. Он утяжелил суставы крошечными, подвижными металлическими прутиками и протянул сквозь каждый палец тонкую проволоку, крепившуюся к ладони. Слегка поворачивая обрубок руки в разных направлениях, Чжу могла чуть-чуть шевелить пальцами. Конструкция была неудобная в носке и выглядела не слишком реалистично. Но и того хватало, чтобы отсутствие руки не будило в людях глубочайшее отвращение к тому, чего они больше всего боялись сами: покалечить драгоценное тело, подарок предков.

Чжу дергала руку, пока ладонь не соскочила с металлического крепления, которое соединяло ее с запястьем. Язычок крепления не был заточен по бокам или заострен на манер шила, скорее смахивал на тупое долото. Однако и такого хватит. Чжу перепилила узлы и увидела, как веревки над головой ослабли. Тогда она вернула руку на место, подкралась к верблюду-вожаку, крепко взялась за его повод и стала ждать.

— Где он там застрял, яйцо черепашье… — Раздраженный стражник вынырнул из-за верблюдов и опешил, увидел Чжу рядом с вожаком. — Эй! Ты что…

Чжу пинком подняла верблюда — и прыгнула.

Она вовремя успела оттолкнуться ногой от согнутого верблюжьего колена и взмыла вверх. Не будь она так сосредоточена на том, чтобы удержаться между голых верблюжьих горбов, вопль перепуганного стражника показался бы даже забавным. Чжу знала, как диковато выглядит верблюд в движении, как он странно колышется назад-вперед, медленно распрямляет ноги, становясь все выше, и выше, и выше.

Очнувшийся стражник попытался было схватить животное под уздцы. Так останавливают коня, но верблюд — не конь. Он плюнул стражнику в лицо, заверещал, оскалил зубы и понесся на обидчика.

Тот метнулся прочь, крича:

— На помощь!

В темноте начался хаос. Остальные верблюды повскакивали на ноги, вспугнув ближайших лошадей. Те сообразили, что, если натянуть привязь, можно побегать — и внезапно на поле вскипел стремительный поток испуганных стреноженных коней. Чжу вцепилась в верблюжий горб, стараясь не думать о падении. Дыхание сбивалось с каждым резким толчком, ее кренило на одну сторону. Сердце колотилось в горле.

Солдаты бежали вдоль лошадиного потока, размахивая руками в бесплодной попытке направлять табун и не быть затоптанными. Кто пошустрей, успел вскочить в седло, но кони глянули на обозленных верблюдов и посчитали за лучшее с ними не связываться. Чжу решила, что ее маленький силуэт, прильнувший к верблюжьей спине, хотя бы на миг затеряется в потоке. Она мчалась, держась за узду, с краю табуна. Свернув в узкий переулок, оттолкнулась и взмыла в воздух.

Падать оказалось намного выше, чем с лошади. Она шмякнулась оземь, покатилась и жестко затормозила о стену чьего-то дома. Верблюды помчались дальше по главной улице, солдаты — за ними.

Никто не заметил ее падения. Боль в ребрах слева так сильно отозвалась в правой руке, что Чжу зашипела от боли. Но это ничего. Если такова цена, пускай. Она повернулась и, скривившись, стала торопливо пробираться по затененным полуразрушенным улицам в сторону резиденции Шао.

* * *

Чжу обыскивала уже третью постройку в резиденции, но никак не могла напасть на след своих спутников. Пробраться на территорию оказалось несложно, привратников выманило с постов дикое зрелище несущихся по улице лошадей и верблюдов. Однако резиденция оказалась больше, чем выглядела с улицы. Десятки построек образовывали лабиринт дворов и проходов между ними. В довершение военный лагерь спешно готовился к выступлению. Солдаты и слуги непрерывно бегали туда-сюда, несмотря на поздний час. Чжу в своих тонких купеческих одежках бросалась в глаза и поэтому скрывалась в тени. Внутри у нее закипала смесь боли и возбуждения. Вот такие моменты она любила. Прыжок, после которого нет возврата, веселая будоражащая уверенность, что ниточки всех действий сойдутся в одной точке — не могут не сойтись — и все получится, даже если она еще не понимает как. Это и молитва, и вера, но не имеющая ничего общего с тем самоотреченным служением, которому ее учили в монашестве. Чжу пылала желанием, переполнялась им, а верила — в саму себя.

Пробираясь по темной колоннаде вдоль какого-то фасада, она подпрыгнула от резкого звука. Взглянув вверх, увидела расцветающий над крышами фейерверк. Сначала Чжу решила, что это сигнальный огонь. Но тут звук повторился,