Но сначала он должен покончить с последним делом, и он ни секунды не собирался оставить его несделанным. Он три последних года провел в камере, занимаясь им, думая о нем в ожидании этого дня, – и вот он пришел.

Он расчистил от снега выхлопную трубу, вполз в машину, чтобы немного согреться перед дорогой и заодно прикинуть, не удастся ли подсушить обувь. Он включил обогреватель на полную мощность и оставил щель в окне, чтобы не отравиться.

Все по делу, подумал он, потому что от тепла провалился в сон на добрых два часа – уже минуло три пополудни, – и не исключено, снег мог снова забить выхлопную трубу.

Он заглушил мотор, второй и последний раз вылез через окно и двинулся в путь. Проклятье, он даже толком не понимал, где находится, но знал, где должен оказаться. Вернуться к озеру и просто двинуться вдоль берега, потому что, если и есть в Миннесоте место хоть с какими-то приметами цивилизации, оно где-то около воды. Озеро было где-то под боком, так что, может, тащиться придется недалеко.

Когда так долго живешь в тюрьме, где свет горит круглые сутки, то забываешь, что значит настоящая темнота. Даже если вокруг лежит сплошная белизна, обязательно нужна какая-то подсветка – или придется брести вслепую. Присутствие луны было бы просто идеально – освещала бы зимний мир, как большой прожектор, – хотя в этих снегах хватило бы и света звезд. Но сейчас не было ни луны, ни звезд, и он с трудом придерживался дороги.

Озеро он нашел через полчаса, но ног под собой уже не чувствовал. Снега по берегам было даже больше, чем на дороге, он тонул в нем по колено, промочил джинсы, которые, схваченные морозом, окаменели и при каждом шаге царапали ноги.

Еще полчаса – и лицо онемело, он его практически не чувствовал, но ему так и не попадалось ни единого дома, ни одного строения, если не считать смутных очертаний призрачных рыбацких шалашиков на льду, мимо которых он проходил раньше. В некоторых из них были обогреватели, и видит бог, какое он испытывал искушение, но теперь уже он не мог повернуть назад.

Еще пятнадцать минут, и он решил, что это самое большое озеро в штате, единственное, рядом с которым нет ни одного дома, – и понял, что ему придется умереть. Самое смешное, что было не так уж холодно, во всяком случае по меркам Миннесоты. Десять, может, пятнадцать градусов, и замерзнуть при такой мягкой зиме было бы сущим недоразумением.

Он потратил еще десять мучительных минут и, отклонившись от берега, двинулся по пологому склону холма к пустоши; склон, казалось, тянулся бесконечно. Каким бы пологим ни был холм, он его чуть не прикончил. Пока он добрался до верхушки, то дважды упал, легкие его горели, а влажные от пота волосы, падавшие на лоб, заледенели. Вот тогда он и начал считать шаги вместо минут, хотя и знал, что это плохой знак. Сгибай колено, говорил он себе, а потом, пусть мышцы плачут и стонут, поднимай ногу, которую он уже не чувствовал в снегу, после чего перестань дышать, откашляйся – и начинай все снова с другой ногой. Он перестал считать на пяти, потому что не помнил, какая цифра следующая. Тогда он и увидел…

Слабое тусклое свечение, еле заметное вдалеке сквозь падающий снег – может, мираж, а может, и нет. Он снова стал считать шаги.

На самом деле это было не тем укрытием, на которое он надеялся, но в нем можно было укрыться от ветра, там было чуть теплее, чем снаружи, и, господи, он мог спасти свою жалкую жизнь, потому что истина заключалась в том, что впервые за долгую жизнь ему было ради чего жить.

Расплата, думал он, ковыляя на негнущихся ногах и шаря в темноте онемевшими пальцами, пока не нашел то, без чего ему было бы не пережить эту ночь.

Айрис Риккер десять лет не вставала раньше восхода солнца, и ей такой ранний подъем не нравился. По пути через темную спальню к выключателю она ушибла локоть о шкафчик и наступила в кошачью блевотину.

– Дерьмо. Вот дерьмо!

Когда зажегся свет, из темноты возник оскорбленный кот. Он сидел рядом со своей маленькой неожиданностью, удивленно моргая точками зрачков.

– Пак, ты сущее дерьмо, – пробормотала Айрис и, допрыгав босой ногой до ванной, сунула другую ногу в раковину.

Вода была ледяной. Айрис, подставив ногу под струю, втянула воздух сквозь зубы. Требуется не одна минута, чтобы горячая вода из древнего нагревателя в подвале поднялась на два этажа, а этим утром лишнего времени у нее не было. Нужен новый нагреватель. Он был первым в списке домашней техники, которую она теперь может себе позволить. По крайней мере, хоть его.

Даже звук льющейся воды не мог заглушить вздохи и завывания ветра за северным углом старого фермерского дома. В темном проеме окна ванной висели длинные пальцы сосулек, а на подоконнике уже образовалась наледь. Нужны новые окна. Может, даже первым делом.

Вытирая ноги, она мрачно прислушалась к зарядам снега, бившим в окно, и подумала, не перебраться ли в Калифорнию или в Сибирь… в любое место, где погода более или менее стабильная. Два дня назад она спокойно преодолела на велосипеде четверть мили до своего почтового ящика, а вчера он исчез под футом снега; сегодняшний снегопад добавит к нему ледяную пробку в замочной скважине.

Кот подождал, пока Айрис усядется у туалетного столика, прошел в ванную и уставился на нее.

– Ты извращенец. Только бы подглядывать.

Пак моргнул, подошел и потерся о ноги. Айрис сочла это за извинение и погладила редевшую черную шерстку. Этой весной коту исполнялось пятнадцать лет, и, наверное, не стоило его осуждать за случайные нарушения работы желудка.

– Бедный Пак. Ты хорошо себя чувствуешь?

Кот начал мурлыкать и незамедлительно вспрыгнул на ногу Айрис.

Минуло шесть утра, и все еще стояла темнота, когда Айрис наконец спустилась на кухню. На ней была та одежда, которую она приготовила еще вечером после часа мучительных размышлений. На спинке стула ее ждали черные слаксы, белый пуловер и черный блейзер. Этим утром под глазами оставались красноватые пятна, и косметика тут помочь не могла.

Она уже допила до половины первую чашку кофе, почти доела миску каши, когда зазвонил телефон.

– Это Айрис Риккер? – спросил мужской голос.

– Да. А это кто?

– Лейтенант Сэмпсон. Мы на озере Киттеринг, на общественной площадке. Знаете, где это?

– М-м-м…

– На северном берегу, сразу же за зданием суда, напротив гаража Шорти. У нас тут труп.

Айрис застыла на месте. От нового, открывшегося перед ней мира ее отделял только телефонный шнур. Она набрала в грудь воздуха.

– Я могу быть на месте через полчаса.

– Нет, не можете. Дороги сплошь занесло. Но не беспокойтесь. Тело никуда не денется.

Щелчок конца связи заставил ее вздрогнуть. Она осторожно положила трубку на рычаг, отошла от телефона, обхватила себя руками за плечи и обвела взглядом свою уютную кухню – белые шкафчики, темно-зеленые обои, ваза с высохшими цветами на дубовом столе. Пахло свежим кофе и коричной свечой, которую она затеплила прошлым вечером. Это была прекрасная кухня – уютная кухня в фермерском доме, – и звонок о каком-то трупе был здесь неуместен.