— Да. Но без ненависти и насилия.

— Демократ? Либерал? Христианин? Без радикальных преобразований у тебя ничего не получится. Учись на своих ошибках. Когда проект в К — кии провалится и ты поумнеешь, найди меня. Я готов оказаться рядом, чтобы начать с тобой все сначала.

Опять в голову полезли прежние наваждения. Изображая мир своих фантазий, я с удовольствием продолжал утешать себя мыслью, что только беспощадное насилие улучшает породу людей. И чем больше его сегодня, убеждал я себя, тем совершеннее будет выглядеть человек завтра. Тут мне вспомнилось, что в последнее время меня все чаще тянет к разным формам принуждения практически всех окружающих и порой даже самого себя. Ведь совершенно не просто заставить себя визжать от радости, рисуя перед собой картину того, как ты моришь голодом и жаждой человека, чтобы вынудить его оклеветать собственного отца и подвести его под статью «умышленное убийство» неизвестного лица. Или сесть в первые ряды Театра на Таганке и заставить себя аплодировать и орать «Браво» бездарному режиссеру, то ли Сосунчикову, то ли Нелюбчикову. А обязать себя испытывать удовольствие от кремации усопших, и в момент возгорания печи — яростно аплодировать. Что такое человек? Еще ни один в этом не отважился признаться: это программа генов и кодов! Букет мутаций, находящихся в перманентном брожении, меняющийся по спирали развития. Да! Боятся! Очень хочется из себя мифические фигуры строить. Звания раздаривать. А невежество не позволяет понять главное: каждый из нас — всего лишь программа! Поэтому не поносите лгуна-политика. Не чертыхайтесь на всем доступную девку; не ругайте алкоголика, наркомана, глупца, неудачника, бандита, доносчика — это их программа. Ведь больше в человеке ничего нет! Разве можно от него требовать сверх того, что может дать его врожденный чип? Комбинация его нехитрой материи? Ведь если вас не устраивает программа вашего компьютера, вы начинаете поиск и покупаете другую. Не ключ ли это к пониманию проблем современности…

— Да-с, к сожалению, господин Кайраканов, в нем ничего нет… — вдруг вырвалось из меня. Он, конечно, ничего не понял — о чем это я. А я продолжал раздумывать дальше, впадая в умственную истерию: «Человеческие программы можно эффективно менять. Для этого дела человечество уже изобрело подходящий инструмент: коса смерти! Именно этим орудием можно достичь цели, если я хочу видеть положительные сдвиги в эволюции собственного вида. Поэтому совершенно глупо не принимать умом жестокость, лить слезы и стонать над насилием. Да! Именно так! Грубо? Жестоко? Да, да, да! Неужели намного лучше осуждать людское несовершенство и его мутационную программу? Такие насмешки слышатся со всех сторон. Не выгоднее ли вмешаться, чтобы изменить эту программу к лучшему? Что бы сделал первый инопланетянин, попавший на нашу землю? Он начал бы изменять род людской, потому что люди до безобразия не равны пришельцу по интеллекту. Наука постигается лишь сильным умом, а он чрезвычайно редок! Никак не больше десятой процента! Тьфу! Как ужасно мало! Мизер! Остальные же, чтобы компенсировать недостатки в айкью и генетике, тянутся за чинами, должностями, капиталами, восславляют пороки, празднуют, эксплуатируя их. Да я вот сам… Каким же тестом оценить самого себя? Неужели только силой ненависти? А может быть, в меня тоже вселился чужой ум, и не один, а сразу несколько? Ведь многое во мне похоже и на де Сада, который призывал человечество вернуться к инстинктам живой природы и к гедонизму, бесконечному наслаждению разнузданной плоти извращенного разума. И на Ницше — восторгавшегося селекцией внутри человеческих особей и восславившего сверхчеловека. И на Циолковского, ставившего атом мозга превыше всего и ратовавшего за уничтожение несовершенных видов природы. И на Сухово-Кобылина, мечтавшего о звездном будущем летающего человечества, прошедшего через жесточайший отбор и вытеснившего человека чувственного, рассудочного, примитивного. Или на самого Сталина, а то и на Гитлера. Нет! Лучше тогда уж на Сталина. Он ближе русскому духу. Да! Впрочем, я совершенно не против самых невероятных перемещений. Потому что протест в любой форме ничего не даст. Природа сделает все это помимо моей воли! Как смерть всегда настигает человека, очень настойчиво протягивая свою руку, так и природа вдруг заглянет в тебя из глубины веков. Сил-то совершенно нет противостоять такому явлению! Вот, например, сейчас, вошел в меня чей-то незнакомый разум и каждую минуту нашептывает: существует единственная гигиена для человечества — это массовое его уничтожение. Ну что тут поделаешь. Страшно? Ужасно? Да! А выбросить эту мысль из головы — бесполезное занятие. Сил нет! Да! Нет! И она все чаще, настойчивее воспаляет мой рассудок. Вы же, люди умные, должны меня понять. Вспомните, какая навязчивая идея обуревала в недалеком прошлом итальянцев — смертельная ненависть к австрийцам. А японцев? К китайцам. А греков? К туркам! А алжирцев? К французам! А армян? К туркам! А французов? К англичанам! А мексиканцев? К американцам! А камбоджийцев? К вьетнамцам! А пакистанцев? К индийцам! А поляков? К немцам! А румын? К венграм! А русских? К немцам! А немцев? К евреям! А персов? К иракцам! А красных? К белым! А демократов? К фашистам! А мусульман? К иудеям! А христиан? К сатанистам! А нищих? К богатым! А белых? К черным! А коммунистов? К капиталистам! И что? Мир перевернулся? Земля поменяла орбиту? Человечество оказалось в Красной книге? Стоит на грани вымирания? Нет, ничего такого не произошло. Да, пролили тысячи тонн слез. Да, прокричали в сотни тысяч децибелл горьких слов. Да, прочитали миллионы молитв, пропели миллионы страниц псалмов, простонали, помянули. Да, вырыли сотни миллионов могил. Но человечество за последнее столетие удвоилось! Обогатилось! Зарплаты выросли в сотни раз! Капитализация мировых активов возросла на тысячу процентов! Поэтому все давно прощены, поняты, забыты. То же самое будет со мной! Сегодня многие могут меня ненавидеть, а завтра начнут прислушиваться, сегодня гневно меня осудят, а завтра станут моими соратниками. Сегодня проклянут, а в ближайшее время поднимут на пьедестал. Да! Такими сотворила нас природа, то есть стихия мутаций, программа, выработанная тысячелетней историей возникновения человека. И не ищете в нас ничего другого. Его там нет!

Тут я неожиданно пришел в себя и бросил скороговоркой Кайраканову: «У меня много гостей, любезный, я должен уделять внимание каждому. Прощай!»

Зал гудел, веселье все больше переходило в распутство. Картина вызвала у меня неприязнь. И тип в генеральских погонах, пьющий водку из женского сапожка. И другой, с вытаращенными на деликатесы глазами, жующий за две щеки. И дамочка в морщинах, но в девичьих локонах, записывающая в блокнот сексуальные рекомендации писателя Черткова. И полуголая девица, вульгарно жестикулирующая при разговоре по мобильнику. И двое политиков с лоснящимися физиономиями, шепчущиеся у бутылки «Вдовы Клико». И круг юных охотниц за богатыми кавалерами, разглядывающих свои жертвы. И поп в рясе, заинтересованно зыркающий на дамские ювелирные украшения. И все, все, все другие. Тут каждый владел приличным капиталом и сотнями килограммов драгоценностей, но ни у кого не была и грамма полноценного серого вещества, что, бесспорно, объясняло прелюдию общественной агонии. «С каким превеликим удовольствием я бы всех их уничтожил, даже не пересчитывая, не спрашивая имени, не задавая вопросов, без пробы на качество», — решительно и радостно мелькнуло у меня в голове. Через мясорубку превратил бы в фарш! В непонятное месиво! А их глубочайшие корни сжег бы дотла! А из этого стручка в комическом смокинге, с жидкой, как у Мрефа, бородкой, который тщетно норовит залезть под юбку своей страшилке — даме с подтянутым подбородком, наполненными гелием губами и выщипанными в тонкий шнурок бровями, — сделал бы отбивную для голодных шакалов. Чтобы остервенелые звериные челюсти рвали его на куски. Ах, как замечательно все это представлять! Ах, как прекрасно разглядывать эти варварские утехи в деталях! С расточительным вниманием! С благоразумными советами от себя самого! Да! Чрезвычайно занимательно провел я время в щекочущих сознание размышлениях. А насладившись, неожиданно задал себе нисколько не странный вопрос: неужели в этом и состоит сила моего разума — чтобы издеваться над человеком? Ах, ах, страшно-то как! Ах, дорогой Иван Степанович, куда же приведет тебя этот странный поиск? Не спятишь ли ты? Не опасаешься ли оказаться нелюдем? Ярчайшим человеконенавистником? Нисколько не робею, насмотревшись на эту публику, на жуткий мир вокруг себя, очень хочу, мечтаю даже, стать самым извращенным индивидуумом. Мизантропом высшей гильдии! Чтобы не только с восторженным чувством глумиться над людьми, но ненавидеть и презирать в самом себе все Адамово. Способен ли я на такое? Ведь силу для этого дела надо иметь неимоверную. И здесь можно задать самому себе очень коварный вопрос: получится ли у меня выпрыгнуть из своего, человеческого? Не так-то это просто. Или я уже изначально запрограммирован как существо, для этого дела готовое?