И вид этого ненавистного, с беличьими резцами лица распечатал в нем потаенный ключ страсти и ярости. Он снова был боец, был в строю. Торопливо собрался, вызвал шофера и отправился на митинг.

Митинг собирался в Парке культуры, на берегу Москвы-реки, в месте, отведенном властями под всевозможные сходы и собрания, которыми кипело недовольное общество. Кольчугин оказался среди многолюдья, которое стекалось, слипалось в сгустки. Кружилось в водоворотах, образуя сложную смесь партий и групп, со своими вождями, стягами, патриотическими листовками. Некоторые явились в футболках с эмблемами своих организаций. Другие навязчиво раздавали крохотные газетки и воззвания. Были заметны странные персонажи, длинноволосые, бородатые, то ли в рясах, то ли в долгополых рубахах. Словно явились на митинг из восточных монастырей, из колдовских урочищ, с языческих богомолий.

Кольчугину была знакома эта патриотическая толпа, в которой, наряду с коммунистами, монархистами, евразийцами и националистами, появлялись эти загадочные посланцы Древней Руси, колдуны, волхвы и расстриги.

Было солнечно, жарко. По реке, среди ветряного блеска, плыли трамвайчики. В стороне плескалась музыка аттракционов, раскачивались огромные качели, звенели «американские горки». Крымский мост парил над рекой, словно из голубого стекла, в котором струились прозрачные энергии света. Кольчугин любовался этим световодом, соединившим Крым и Россию, а Россию с небесной бесконечностью, из которой в русскую душу проливался голубой фаворский свет.

Среди клубящейся толпы была установлена невысокая трибуна, стояли громкоговорители. Кольчугин не спешил к трибуне, останавливался то у одной, то у другой группы. Прислушивался к молве. Повсюду говорили о Новороссии.

– Слушайте меня, одна женщина сказала, что эта война через двадцать дней сама собой разрешится. Как руками разведут. – Это говорила остроносая особа с бойкими сорочьими глазами, какие бывают у разносчиц слухов. – Эта женщина ехала в автобусе и сказала, что война сама собой рассосется. «Не верите мне? – говорит. – Так вот, смотрите. Сейчас остановка. Я сойду, войдет милиционер и сядет на мое место». На остановке выходит. Заходит милиционер и садится на ее место. Хотите – верьте, хотите – нет. – Особа блеснула круглыми сорочьими глазами и заспешила к соседней группе, чтобы там повторить свою историю.

– Это наши специально бомбежку устроили. Люди бегут в Россию, селятся, работу получают. Нам рабочие руки нужны, а то в России русских совсем не осталось. Для того и бомбят. – Суровый мужчина с мучительной морщиной на лбу был из тех тугодумов, кому вдруг открывается неожиданная мысль, и они упрямо носят ее в своей темной одинокой морщине.

– Вы говорите, почему это Президент войска не вводит? А я отвечу. Ему американские генералы показали карту, на которой видно, что нам войны не выиграть. Ихние ракеты все наши шахты, самолеты и лодки в первые полчаса сожгут. Мы и пальнуть не успеем. И его секретное убежище им тоже известно. Его там специальной ракетой достанут. Вот наш-то и испугался. А как же? Своя жизнь дороже! – Это говорил едкий маленький человечек, насмешливо оглядывая собравшихся. В его глазках светилось всеведение, превосходство над непосвященными собеседниками.

– Им, ребятам донецким, кое-чем помогают, что здесь не нужно. Какое-никакое оружие сунут, которым ни танк, ни самолет не побить. Вот и пусть сражаются, пока их всех не перебьют. Они, в Донбассе, своих богатеев к стенке поставили, красный флаг повесили, а нашим богатеям это никак не нравится. Вот и подставляют под бомбы, чтобы всех перебили. – Человек в красной футболке с советским гербом обвел всех покрасневшими глазами, словно его мучили бессонницы с неотступной тоской.

– В Киеве хазары власть захватили. Была Украина, а теперь Хазария. Они в Донбассе русских добьют и за Крым возьмутся. Мы с мужиками едем в Донбасс с хазарами биться. – Это произнес молодой парень в черной футболке, на которой красовался белый череп и надпись: «Православие или смерть».

– А что я вам скажу, люди добрые. В монастырях за войну молятся, чтобы быстрее случилась. Война всю дрянь спалит, народ очистит. Много в народе дряни развелось. – Бородатый, с желтым лицом мужичок в линялом подряснике и стоптанных башмаках паломника перекрестился и пошел. Пробирался среди разноцветных футболок, красных стягов, георгиевских лент. И над всеми, сотканный из голубых лучей, парил Крымский мост, источал бестелесную энергию света.

– Дмитрий Федорович, что же вы не идете? Мы начинаем! – Из толпы возникла взволнованная Лапунова со своей кокетливой челкой. Потащила Кольчугина к трибуне.

С возвышения толпа казалась сшитой из лоскутов. Один лоскут был желтый. Там дружной когортой стояли «евразийцы», облаченные в футболки песчаного цвета с черной надписью «Евразия» и скифской бабой. Другой лоскут был красный. Так выглядело движение «Смыслы истории». Каждый соратник напоминал стручок красного перца. В белых футболках с золотыми двуглавыми орлами толпились члены партии «Великая Русь». Черные, с белыми черепами, теснились православные радикалы. Виднелись казаки в папахах и фуражках. Исповедники языческих культов в белых плащах с золотыми перевязями на лбах. Толпа выглядела беспокойной, нервной. Лоскуты казались сшитыми наспех, непрочно. Между партиями пульсировало прозрачное электричество, какое трепещет вокруг изоляторов высокого напряжения.

Первым выступал священник, степенный и благообразный. Смиренным голосом проповедника он призывал к миру народ, охваченный междоусобной бранью. Ратовал за скорейшее прекращение боевых действий и за мир на многострадальной украинской земле.

– Господь наш Иисус Христос говорит: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими». И я призываю вас, братья, проповедуйте мир. С Украины, с благодатной земли Херсонеса, озарило нашу Россию дивное, ниспосланное нам православие. Пусть кротость наполнит наши сердца. Пусть покаяние укротит нашу гордыню, Господь, вразумляющий нас этой войной, пошлет нам мир, и враждующие стороны сойдутся в братских объятьях.

Священник взмахнул рукавами черной рясы, став похожим на бабочку-траурницу, и в его руке просверкал золотой крест.

Площадь отозвалась недовольством, глухим ропотом, даже свистом. Никто не хотел примирения. Все хотели сражаться и побеждать. Кольчугин видел, как был смущен священник, ушел с трибуны и стал выбираться из толпы, покидая площадь.

Нещадно пекло. Над Москвой-рекой стояла пепельная туча с оплавленным краем. Вода казалась кипящим свинцом, по которому плыли трамвайчики. В воздухе трепетала прозрачная плазма, заряжала толпу больным электричеством, и казалось, над головами пробегают фиолетовые вспышки.

Выступал лидер «евразийцев», рыжебородый, с огромным сияющим лбом, манерами кафедрального профессора, который неистово отстаивал свою теорию.

– Битва за Новороссию – это битва за Евразию! Кто владеет Новороссией, владеет Евразией! Атлантисты, ведомые англосаксами, посягнули на великие пространства бассейнов Дона и Волги, стремясь прорваться к Уралу и в Среднюю Азию! Они посягнули на Храм Василия Блаженного, на пагоды Тибета, на мечети Ирана! Началась битва миров! Ополченцы Донбасса – это витязи Евразии! Они истекают кровью на блокпостах Донецка и Луганска, и надо немедленно ввести русские войска для отражения атлантистов! Русские танки должны пойти по улицам Львова и Киева, а если надо, то по улицам Варшавы и Берлина! Пусть не пугают нас ядерной войной! Рабство страшнее любой войны! Наш Президент, глубинный евразиец, окружен атлантистами! Они взяли в плен его душу и разум! Поэтому он медлит с вводом войск! Освободим от атлантистов Президента! Освободим от атлантистов Новороссию! Слава Евразии и ее славным витязям!