Позже он изготовил грубые ножны, связав куски коры полосками, оторванными от плаща, и теперь постоянно носил с собой меч. Ночью он клал рядом с собой чудесное лезвие. Часами бродил он меж камней, касаясь время от времени рукой и каждый раз ощущая подъем духа от таких прикосновений.

Впервые начал он объективно оценивать знания, полученные у зеркала. Многое из того, что сообщил ему бестелесный голос, он не мог использовать, потому что металлические чудеса Небесного Народа больше нельзя было изготовить в его мире. Для этого требовались слишком специальные знания. Он понял, что усвоил лишь очень небольшую часть сведений некогда привычных для его предков.

Он мог вызывать иллюзии, как с Вортигеном, и удерживать их короткое время. Умел немного лечить, не только используя травы, но и мысленно видя источник болезни и возлагая соответствующим образом руки. Так он мог восстановить функции больных или поврежденных органов. Но это требовало, чтобы больной верил, что он может выздороветь. А Мирддин сомневался, чтобы многие могли ему поверить. Слишком напоминало его лечение то, что люди называют колдовством.

Он получил свойство, вслушиваясь в речь на чужом языке, улавливать мысли, рождающие слова, и понимать сказанное. Он знал, как уменьшить вес: один раз он уже применил эту способность к упавшему камню. Если понадобится, он использует это свое умение в полную силу.

Бродя меж камней, он критически оценивал свое обучение. Возможно, он знает больше Лугейда, но знания его могли быть гораздо значительнее, если бы их раса не впала так глубоко в варварство. Он знал это и чувствовал нарастающее раздражение. Все равно что стоять у входа в сокровищницу, знать, что любой вошедший овладеет сокровищами, и быть не в состоянии преодолеть невидимый барьер.

Но камни и меч успокаивали его, внушали уверенность. Он часто думал, из какого металла выковано оружие Небесного Народа. Были ли небесные люди похожи на него, сына без отца? Зеркало показало ему много чудес, и он знал, что небесные люди не сражались так, как сражаются теперь: человек против человека, лицом к лицу. Они повелевали громами и молниями и били на расстоянии. Он дрожал и по-настоящему заболел, когда зеркало показало ему картину последних битв, когда весь мир пылал, пораженный до самого сердца. Вскипали моря, горы вздымались и опадали с легкостью, с какой Мирддин мог швырнуть кусок земли.

Мальчик хотел испытать силу меча и слов, поднять один из упавших камней. Но осторожность не позволила ему провести такое испытание. Он не знал, услышит ли его Нимье, и поэтому с терпением, которое выработал в себе, ждал возвращения Лугейда.

Была весна, хотя он утратил точный счет дней. Трава у камней позеленела свежие листочки раздвигали пожелтевшие, убитые морозом. Мирддин видел, как распускаются цветы. Пели птицы, дважды видел он, как лис с лисицей играли меж камней. В нем самом нарастало какое-то беспокойство, которое он пытался подавить. Дважды он во сне видел Нимье и, проснувшись, испытывал стыд. И все время смотрел он на тропу, по которой уехал Лугейд.

Он начал считать дни, укладывая камешки в линию у двери. Друид вернулся, когда он положил пятнадцатый камень. Он вернулся не один, с ним было шесть копейщиков. Воины не подъехали ближе, они беспокойно поглядывали на камни.

Лугейд облегченно вздохнул, слезая со спины пони. Он поднял руку, приветствуя подбегающего Мирддина.

— Все хорошо? — спросил Мирддин. Но лицо друида было мрачно, и Мирддин остановился, неуверенно посмотрев на всадников, которые не шевелились. Было похоже, что они с радостью при первой же возможности ускачут отсюда.

— Только отчасти, — ответил Лугейд. — Амброзиус мертв.

Мирддин застыл.

— Как он погиб — в битве?

— Нет. Он умер из-за заморской волчицы, хотя она протянула к нему руку из могилы. Она и Высокий Король погибли в пламени лишь на день раньше. Но смерть, посланная ею, настигла Амброзиуса руками ее служанок. Правду узнали слишком поздно.

Лучше бы он погиб в битве, подумал Мирддин. Амброзиус не заслужил такого конца.

— Мир ему, — негромко сказал мальчик. — Такого мы больше не увидим. — какое-то воспоминание шевельнулось в нем. Но еще не время было ему действовать, и воспоминание тут же ушло.

— Да, он был герой. И как герой, он будет лежать здесь! — Лугейд указал на Место Солнца. — Тебе удастся осуществить свой поиск, Мирддин. Сводный брат Амброзиуса теперь возглавляет войско. Он следует старым обычаям. Я говорил с Утером, которого люди называют Пендрагоном. Он хочет, чтобы королевский камень был отобран у заморских варваров и привезен назад, в Британию. Он станет надгробным камнем героя.

Странны прихоти судьбы! Хоть велико было желание Мирддина выполнить приказ, он все же хотел, чтобы причина у приказа была другая и чтобы смерть не была с ним связана. Он пытался вспомнить Утера; вспомнил смутно высокого молодого человека, с рыже-золотыми волосами, достигавшими по старому обычаю плеч, с розовым лицом, с изогнутым в смехе ртом. Но в лице его не чувствовалась сила, жившая в смуглом, гладко выбритом римском лице Амброзиуса.

— Король отправил к берегу отряд. Там ждет корабль. Возможно, камень придется выкупать кровью, — продолжал друид.

Мирддин медленно покачал головой.

— Я не хотел бы отбирать силой…

Но он знал, что сделает все, чтобы добыть королевский камень.

В пути Лугейд рассказывал ему о новом правителе.

Амброзиус никогда не пользовался королевским титулом, довольствуясь присвоенным заморским императором званием герцога Британского. Но теперь, после смерти Вортигена и исчезновения его войска, Утер готов был протянуть руку к королевской короне, и никто не помешал бы ему в этом.

— Племена поддерживают его, — заметил Лугейд, — считают своим, а не римлянином. А те, что шли за его братом, вынуждены идти за ним: он теперь их единственная надежда. Саксы получили такой удар, что теперь долго не оправятся. Впрочем, я думаю, люди Пендрагона недолго будут отдыхать и их мечи не заржавеют в ножнах.

Утер обладает всеми достоинствами и недостатками племен. Он могучий воин, и они пойдут за ним, как всегда идут за героями. Но у него есть и серьезные недостатки. Мне кажется, ему не хватает целеустремленности и рвения брата. Амброзиус знал единственное дело в жизни: восстановление безопасного правления в Британии, хотя он ошибался, думая, что оно придет от римлян. Время заморских императоров кончилось. Мы ведем собственные сражения и не хотим видеть на своих дорогах марширующих римских орлов.

— Ты нашел пороки в Утере? — спросил Мирддин. Они ехали поодаль от эскорта, и воины с готовностью оставляли их наедине и не стремились общаться с друидом и его товарищем.

— Не больше, чем в человеке, слишком склонном следовать своим желаниям. Сейчас желание Утера — обеспечить себе мирное правление. Тут его желание служит доброй цели. Но в будущем… — Лугейд пожал плечами — Я не пытаюсь заглядывать в будущее слишком далеко: это может вызвать отчаяние. Довольно того, что он дал тебе, сын неба, возможность осуществить желаемое.