Когда его привязали к столу и положили на грудь магический кристалл, от которого исходило жгучее тепло, Эрмин понял, что может попрощаться с жизнью. Он надеялся, что ему хватит сил, чтобы проклясть мучителей, как это сделал воришка, и набрал полную грудь воздуха. Но не успел ничего сказать.

Дверь в лабораторию распахнулась, и в комнату ворвались стражники. Маги пытались сопротивляться, но солдаты – отчаянно смелые или вовсе безумные – быстро скрутили их, как простых воров из городского притона. Командовал ими тот самый паренек из сада, Эрмин сразу его узнал.

Действовал он так быстро и решительно, что ни один маг не успел опомниться и произнести заклинание. И он сам отвязал Эрмина от железного стола, распоров широкие ремни кинжалом с гербом Сеговаров на рукояти. Ослабевший Эрмин плохо соображал, и только когда к пареньку обратился один из стражников, он понял, кто перед ним. Так он познакомился с Геордором Третьим, будущим монархом Ривастана, которого тогда звали просто Геор.

Граф де Грилл больно ударился макушкой о край люка и выругался. Он помотал головой, отгоняя непрошеные воспоминания, подтянулся на руках и быстро забрался на чердак. Темный, весь в паучьей пряже, с сугробами пыли, он больше напоминал склеп. Но как раз это граф и ценил: сюда никто не сунется по собственной воле. Здесь он часто прятался – уже после того, как принц освободил его из темницы магов. Здесь он жил и работал, когда Геордор взошел на престол. Этот пыльный и заброшенный чердак стал его тайной комнатой, хотя ей и было далеко до королевской.

Сейчас оставалось найти слуховое окошко с зачерненными стеклами, что ведет на крышу. Конечно, он его нашел, он сделал бы это с закрытыми глазами – настолько хорошо знал этот пыльный склеп.

Выбравшись на черепицу, Эрмин поднялся на ноги. Встал, распрямился во весь рост и без страха глянул вниз – на королевский замок, на парк перед ним, на площадь – на все это великолепие, что он видел сквозь темноту. Он не боялся высоты. Ведь он почти умел летать... Почти.

Раскинув руки в стороны, Эрмин крепко зажмурился и тихо зашептал ласковые слова. Привычные, давно вызубренные слова – не волшебные, не тайные, просто ласковые слова, что любит всякая живая тварь.

Рядом зашумели крылья, но граф не открыл глаз. И не открыл их тогда, когда в руку вцепились маленькие коготки. И вторые. И третьи.

Он стоял с закрытыми глазами и теперь тихо шептал то, о чем думал:

– Где ты? Где?

Они летели на его зов. И сизокрылые красавцы из королевской голубятни, и городские вороны, и маленькие лесные пичуги, невесть как попавшие в город. Даже два маленьких сыча выбрались из глухих чердачных убежищ и возмущенно заухали на пеструю стаю.

Птицы облепили советника живым шевелящимся ковром. Молча и деловито они присаживались на Эрмина, так что не осталось свободных мест. А потом те, кто не успел к живому насесту, закружились над его головой облаком, незаметным в темноте для простых людей.

– Я тебя найду, – шепнул граф одними губами и открыл глаза.

Желтые птичьи глаза с черным росчерком зрачков.

* * *

Утренние лучи весеннего солнца коснулись лица Сигмона, и он недовольно прищурил покрасневшие глаза. Всю ночь Ворон мчался по лесной дороге, пытаясь настигнуть убегающего вампира. Тан чуял: упырь недалеко. Они почти нагнали его, потому что не останавливались передохнуть уже целые сутки. Вампиру приходилось трудно – хоть он и выехал раньше, но днем ему нужно было прятаться от солнца. Сигмон рассчитывал вскоре его нагнать. Что он и сделал. Почти.

К утру даже неутомимый Ворон устал, да и сам тан едва держался в седле. Мерное покачивание усыпляло, и Сигмон знал, что ему нужно отдохнуть: – сейчас, если он и нагонит юнца, то будет не в лучшей форме для драки. Но у него есть фора – целый день. Кровососу придется спрятаться от солнца, и тан надеялся отоспаться и дать отдохнуть коню, чтобы вечером снова броситься в погоню и наконец догнать наглого кровососа.

Сигмон чуял его след: ощущал его всей кожей, как легкое покалывание, чувствовал едва ощутимый привкус падали во рту. Вампир близко, в этом нет сомнений – след так силен, что кажется, вот он, рядом, только руку протяни. Но где спрятался? Не на обочине же?

Тракт, уходящий на юг, раздвоился. В сторону уходила большая лесная просека с накатанной тележной колеей. Сигмон тронул поводья и Ворон остановился на развилке. Втянув носом свежий утренний воздух, тан почувствовал знакомые запахи: дым, животные, нагретый весенним солнцем металл. Сколько раз он стоял вот так, на распутье, и решал, что ему делать? Уже и со счета сбился... Вся жизнь – дороги и маята, где одна тропа похожа на другую как две капли воды. Но в этих местах он бывал, это точно. И тут Сигмон вспомнил...

Это поворот на Сагем – маленький приграничный городишко, где так давно, кажется, в прошлой жизни, он повстречал Ронэлорэна. Тогда обозленные горожане собирались вздернуть полуэльфа за грехи самого тана, но Сигмон вытащил его из петли. И не раз о том жалел: Рон оказался замечательным товарищем, вот только болтливым, как десяток городских кумушек. И все же Сигмону он нравился. Алхимик обладал удивительным даром – стоило ему бросить пару глупых и смешных слов, как любая беда становилась не такой уж страшной. В любой безнадежной ситуации он находил светлые стороны, а его картинные стенания заставляли Сигмона по иному взглянуть на свои собственные. И еще Рон всегда был готов прикрыть его спину. В то время как все считали Сигмона чудовищем, даже он сам, именно алхимик попытался убедить его в том, что тан все еще человек. И потому Сигмону становилось не по себе, когда он вспоминал, как они расстались. Вышло нехорошо, – Сигмон просто бросил его и умчался в одиночестве на юг, чтобы скрыться от людей, уйти прочь от этого мира. А Рон остался один, у сгоревшего имения ла Тойя – без коня, денег и спутника.

Тан нахмурился. Неприятное воспоминание. Он знал, что Рон обиделся на него, и было за что. Надо было хотя бы попрощаться с полуэльфом, а потом отправить ему весточку. Но он так и не сделал этого. О том, что Рон все-таки заходил к барону Нотхейму, как раз тогда, когда Сигмон прятался на горе и планировал свою фальшивую смерть, тан узнал слишком поздно. А потом уже и не знал, где искать Ронэлорэна. Арли говорила, что алхимик пришел в Дарелен, а потом двинулся дальше на восток. Где его нынче носит? Может, опять хрипит в петле где-нибудь на границах Ривастана, а вокруг ревет алчущая крови толпа?

Сигмон покачал головой. Нет. Прочь воспоминания. Это прошлое, и его не изменить. Нужно думать о будущем, о том, что впереди. О том, что еще зависит от тебя, о том, что ты в силах сделать.

Ворон возмущенно фыркнул, отзываясь на тычок каблуками, и свернул на просеку – к Сагему.

Желание хорошенько вымыться и отоспаться перевесило жажду мести. Сигмон решил остановиться в городе, несмотря на воспоминания о дурном приеме, оказанном ему в прошлый раз. К тому же запах упыря вел именно в этот городок. Пожалуй, лучшего убежища на день и придумать нельзя – забьется в темный уголок подвала или чердака и спокойно дождется темноты. Тан подумал, что кровосос, возможно, решит поохотиться в Сагеме, и крепче сжал поводья. На этот раз он не должен опоздать. Он больше не допустит смертей.