Ашая беззвучно выскользнула из комнаты, где расположился Ганс, и осторожно прикрыла за собой дверь. Развернувшись навстречу тёмному коридору, она столкнулась нос к носу с Кольгримой, которая также тихо затворяла дверь к Абдигаашу.

— Скажешь кому-либо — спалю, — предупредила Ашая Кольгриму.

Чернокнижница обвела взглядом чинис и улыбнулась.

— Я попрошу гостеприимную хозяйку также молчать о нашей сегодняшней встрече, — гримасничая, поклонилась она.

Девушки внимательно посмотрелись друг на друга и пошли в разные стороны, обе растворившись во тьме.

Ловэт спешился с лошади, когда на встречу ему вышел приказчик, назначенный управлять земельными наделами в восточной части владений. Как только князь коснулся земли, а повозки и вооружённые люди позади него остановились, к ним отовсюду из леса стали выходить крестьяне: кто с вилами, кто с дубинами, а кто и с мечом. Многие из них были стариками, но попадались и женщины, и совсем ещё молодые юноши.

— Тебе чего? — устало спросил Ловэт, разминая затёкшую хромую ногу.

— Здравствуй князь, — поклонился приказчик. — Спросить твоего совета хотим.

— Спрашивай, — ответил князь, хотя со стороны он пытался выглядеть добродушным и простоватым, Ловэт был весь сжат как пружина, и даже слащавый тон приказчика не ввёл его в заблуждение относительно недружелюбной атмосферы, что беспрепятственно витала в воздухе.

— Мы хотим гнать мятежных князей с нашей земли, — сказал приказчик. — Они разоряют наши деревни, насилуют женщин, забирают сыновей.

— Я с вами, — развёл руками Ловэт.

Приказчик аж крякнул от неожиданности.

— Хорошо, князь, — наконец проговорил он.

— Итак, — по-деловому продолжил хозяин земли. — Сколько вас людей?

— Две сотни князь, — ответил приказчик.

— А как вооружены?

— Ну, как… — тот указал на вышедших из леса людей.

— Вижу, вижу, — огляделся Ловэт. — Дубины, вилы и пара старых мечей. Это дело поправимое. У меня в повозках есть доспехи. Кто сможет надеть на себя доспех в полтора пуда весом?

Крестьяне молчали. Кто-то из них отрицательно помотал головой.

— А где враги-то наши? — задал вопрос князь.

— За дальним холмом, — махнул рукой приказчик. — Они там лагерь разбили около деревни.

— А сколько их?

— Тысяча…

— Четыре тысячи, — поправил его Ловэт. — И ещё тысяча рыщет по округе. И того пять.

— Я вижу к чему ты клонишь, князь, — возразил приказчик. — Но раньше же ты побеждал. Ты же был «демоном снежных вершин».

— Я и сейчас «демон снежных вершин», — подтвердил старый воин. — Вот только тогда за мной была армия. После атак я отходил, и прятался за спину армады Повелителя. Все мои удачи закреплялись основными войсками, которые занимали и разгоняли ослабленного мною противника, использовали мои удары для своего продвижения, а мои знания для охоты за врагом. А где армия Властелина Серных гор сейчас?

— Не издевайся, князь, — ответил, насупившись, предводитель крестьян. — Ты знаешь, что за перевалом.

— Если я не ошибаюсь, ваши сыновья сейчас с князьями за дальним холмом? — задал ещё один вопрос Ловэт.

Приказчик лишь угрюмо кивнул.

— Сыновей убьют, как только поймут, кто напал, — подытожил князь. — Вы не сможете причинить большого вреда и будете бегать от войск мятежников до морозов, которые вас добьют окончательно. Ваша смерть будет достойной, но глупой.

— Что ты предлагаешь, князь?

— Я вам свои предложения послал с гонцами из первой же деревни, куда пришёл, — кивнул Ловэт. — Вы его исполнили?

— Мы… — замешкался приказчик.

— Нет, — ответил за него князь. — От вас требовалось бросить всё имущество и покинуть деревню, пока её будут грабить. Вы ухватились за имущество и потеряли сыновей. Я так понимаю тут нет деревень, что послушали моего совета?

Крестьяне молчали.

— Что делать теперь? — снова залез на коня Ловэт. — Возвращайтесь в свои дома и попытайтесь не замёрзнуть в эту зиму. А сыновьям, кто сможет, передайте весточку, чтоб земляки держались земляков. Это теперь для них вопрос жизни и смерти.

Приказчик посторонился и позволил старому ветерану и его обозу ехать дальше. Крестьяне ещё долго молча смотрели в след их удаляющемуся князю.

Утром путники собрались в гостиной. Ашая, Кольгрима, Абдиигаш, Олетта и Ганс уже уселись за стол, когда в комнату вошла Ранета и что-то шепнула на ухо хозяйке. Та подскочила на месте.

— Идёмте скорее, — приказала она остальным.

Наверху, посреди библиотеки, дверь которой стояла настежь открытой, лежала Роксана. Комната выходила окнами на восток, и шторы были плотно задёрнуты, создавая внутри помещения темноту. Везде валялись разбросанные листы бумаги с записками на них. Алхимик лежала головой к расстеленному матрасу и из-под неё вытекала лужа тёмной жидкости.

Первой к Роксане подошла Ашая и тронула её за плечо. Алхимик что-то невнятно замычала. Ганс тоже приблизился к телу и, встав на одно колено, коснулся тёмной жидкости.

— Чернила, — сказал он.

Пока Барон искал чем вытереть руку, Олетта помогла Ашае перевернуть Роксану на бок, и та недовольно заворчала.

— С тобой всё нормально? — спросила Олетта.

— Уйди, — невнятно проговорила алхимик и, перевалившись на спину, храпнула открывшимся ртом.

Ашая поднялась на ноги и в растерянности ухватила себя левой рукой за правое плечо.

— Некоторые люди не меняются, — улыбнулся Абдигааш.

— Да, — подтвердил Дайонизос. — Это не первый раз такое.

— Как так? — спросила Олетта. — Я знаю её год и не помню такого.

— Раньше, — кивнул мастер меча. — Когда Роксана только училась и перед ней ставились странные и трудно решаемые загадки, всегда становилась такой: задумчивой и неразговорчивой. Потом её как прорывало, и она могла работать несколько дней подряд.

— Она лежит так, потому что работала всю ночь, — кивнул Дайонизос. — Задёрнула шторы, когда забрезжил рассвет и, идя обратно, споткнулась о чернильницу и заснула. Она проснётся к вечеру и, если задача решена, это будет та же Роксана, что и всегда.

— А если нет? — задала очевидный вопрос Олетта.

— Тогда у неё будет ещё одна бессонная ночь, — ответил Абдигааш.

— И что же она мне сделает с библиотекой? — возмутилась Ашая.

— Не беспокойся, — улыбнулся мастер меча. — Библиотеку Вечного Господина она потом всегда убирала, и делала её ещё более организованной и чистой, чем до неё. А к книгам она всегда относилась очень бережно.