Я понятия не имею, почему Расул в таком восторге. Он одет в бушлат, а его лицо кажется мне сейчас возмужавшим. Ребята идут в сторону палатки, Мирза говорит Масуду:

– Бу-будь до-добр, за-захвати п-поднос!

Мехди отводит меня за палатку, но Расул забегает вперед и встает на моем пути.

– Дайте ваши вещи, я отнесу в палатку!

И прежде, чем я успел что-то сказать, он уже стащил у меня с плеча автомат.

– Я иду в палатку. Дайте, дайте, пожалуйста, я отнесу. Вы, куда хотите, уходите, приходите… Дайте мне! Кстати, я получил для вас спальный мешок, так хорошо всё вышло. Каптенармус не хотел давать, говорит: сам должен прийти расписаться. Но я у них силой вырвал. Говорю: он позже придет, распишется. Так хорошо всё вышло…

Я смотрю на него оценивающе, с благодарностью. Улыбка на его губах кажется невинной, как у ребенка. А зеленые его глаза словно вобрали в себя всю зелень лагеря. Ни волоска не растет на его лице.

– Большое спасибо, – говорю ему. – Да не оскудеет рука твоя. Потрудиться тебе пришлось!

– Какой тут труд – всё так хорошо вышло. А вот одеял у нас не хватает. Не то, что их вообще не хватает, но они выдают всем спальные мешки. Тут дело в том – я вообще-то не взводный снабженец, – но когда я увидел…

Мехди тянет к нему руку, чтобы попрощаться с ним, остановить его многословие. И мне становится смешно.

– Расул, дружище, остальное потом ему расскажешь, хорошо?

– Хорошо, я и место вам занял, место ваше около моего…

– До свиданья, – Мехди хлопает его по плечу.

– Хорошо, ухожу, ухожу, – говорит Расул…

Он суетливо, в своей манере, бежит в палатку.

– Видишь как! – улыбается Мехди.

– Новенький? – спрашиваю я.

Мехди нагибается и, подняв камень, бесцельно бросает его вдаль. Мы садимся позади палатки на земляном холмике. Тот склон, на вершине которого стоит лагерь, уходит перед нами вниз. Мехди негромко рассказывает:

– Знаешь, два его брата стали шахидами. Когда он пришел в батальон, его отправили помогать каптенармусу. Несколько дней там пробыл и всех утомил. Говорит, я хочу в одну из рот, хочу в бой, а здесь в бой не попаду. До того суетился, что там его не выдержали. Видишь, какой язык у него! Прислали в наш взвод. Договоренность такая, что в бой его не возьмем. Но, в любом случае, он уже во взводе. И мы сделали его помощником пулеметчика. С его излишней расторопностью – пусть при пулеметчике будет, вот при том мужчине в годах. Он самый старший во взводе: за тридцать уже.

Холодный ветер крутится, треплет кустики и траву, стихает.

– Начнется скоро. Сегодня сказали: всё приготовить…

Вдали машина едет словно бы прямо в небо, похожее на оранжевого цвета занавеску. За ней вьется золотой шлейф пыли. Я обхватываю сам себя за плечи: холодно.

– Вставай. Вставай, пойдем в палатку.

Я встаю, и мы вместе входим в палатку. Расул ставит на керосиновую печку большой чайник, но, увидев меня, подбегает:

– Вон оно, ваше место, вон тут. Я и для оружия сделал из телефонного провода, на чем повесить. Вот, к палаточной распорке – так хорошо вышло! И получил для вас бушлат, вот он, примерьте, пожалуйста. Думаю, это ваш размер, если маловат, сбегаю поменяю. Вы только потом сходите туда, распишитесь. Не сегодня, завтра. Сначала-то не соглашались, говорили: пусть завтра сам придет, распишется. Но я говорю им: холодно! И потом, видите ли, они меня знают. Я у них работал, у каптенармуса. Говорю: холодно, он простудится, не годится в такую погоду…

Улучив момент, я вклиниваюсь в его слова:

– Большое спасибо. Мне прямо неловко – я бы сам сходил, получил…

Как я ни напрягаюсь в попытке придумать, что сказать, как остановить поток его слов – ничего не нахожу. В душе я уже проклинаю себя за неудачливость, за то, что связался с этим Расулом – как вдруг его окликают.

– Расул! Иди-ка сюда на минутку.

Это тот же человек, который однажды уже спас меня от Расула. Мужчина в годах с тяжеловатой фигурой и загорелым лицом. Он улыбается мне улыбкой, смысла которой я не понимаю.

– Иду, Ага-Абдулла, сейчас иду.

– Говорю тебе: подойди, парень.

Зажигают фонари и вешают под крышу палатки. Прежде чем говорливый паренек вновь утопит меня в своем многословии, я выхожу наружу. Небо стало пепельно-серым, и из громкоговорителей звучит вечерний азан. Кто-то окликает меня из палатки, оглядываюсь и вижу Расула. Ругаю сам себя, что опять попался ему, а он уже подбегает. Умоляюще говорю ему:

– Будь добр, Расул…

Он протягивает мне бушлат.

– Я бушлат вам принес. Очень ведь холодно! – Он красиво улыбается, и я отвечаю:

– Да не оскудеет рука твоя.

С чувством неловкости я беру у него бушлат и накидываю на плечи. Иду в сторону умывальника.

* * *

Утром – построение. Я вижу всех старых знакомых. Мне стыдно смотреть в глаза Абулфазлу, но он делает вид, что всё в порядке. Затем у нас бег и спортивные занятия. Когда возвращаемся, я в палатке вываливаю всё мое снаряжение и начинаю готовить его к походу. Подсумок для автоматных магазинов, подсумок для гранат, штык, фляга и портупея с ее ремнями. Я застегиваю пояс портупеи с прицепленными к нему наплечными ремнями, но они перепутались, и Расул спешит мне на помощь.

– Разрешите, я поправлю! Вот так, вот так хорошо…

Я прицепляю к поясу остальную амуницию. Расул, не обращая внимания на мое недовольство, переделывает всё по-своему:

– …Нет-нет, так нехорошо. Фляга тут не должна быть – вы всё время будете рукой цепляться. И-и!.. А штык зачем сюда прицепили? Отцепите, отцепите, вот ему где место. Ага, теперь хорошо.

Я настолько изумлен его действиями, что даже не спорю. Да он и не слушает меня:

– Теперь хорошо, прочненько всё. Только думаю, что, когда будете садиться, штык вам в бок воткнется. Сядьте-ка, присядьте! Штык чуть-чуть назад сдвинуть и закрепить. Ага, вот тут оставьте. Вот теперь хорошо. Присядьте-ка! Готово.

Он смотрит на меня победно, и глаза его радостно сияют.

– Теперь снимите амуницию и положите сюда. Амуницию сверху на автомат. На случай ночной тревоги у вас всё под рукой. Ага. Как хорошо получилось!

На миг взглянув по сторонам, я замечаю, что все в палатке наблюдают за нами. Мне стыдно. Тот самый мужчина, который уже спасал меня от Расула, говорит мне:

– Вот он какой, Расул!

– Да, вот он какой! – невольно поддакиваю я.

Я присел рядом с этим мужчиной, и он говорит:

– Расул к вам аж прикипел душой.

А Расул отвечает, да так, что всё тело его дергается в такт его словам: