в) По математике — А. К. Флинк, хороший преподаватель с точки зрения методического и эффективного прохождения данного предмета. Однако моральной привязанности и любви к нему ученики не питали. Говорили, что он связан с жандармерией и информирует департамент полиции о состоянии в Институте.

г) Латинский язык блестяще преподавал П. Д. Первов. Он внушил нам глубокое чувство любви и преданности к античным авторам и искусству греко-римского мира. С отеческой любовью он относился ко мне, и умело направлял мою мысль к глубокому проникновению в изучении бессмертных писателей античности.

д) Греческим языком с нами занимался только что окончивший университет, неслыханный энтузиаст, ужасно увлекавшийся классическим миром, Липперовский. Он чертил на доске греческие буквы так, как жрец выполняет ритуальные священнодействия культа. Липперовскому я обязан первоначальными основами своих познаний в греческом языке.

е) Историю преподавал Кизеветтер. Он увлекательно рассказывал курс истории и заслужил среди учеников имя выдающегося учёного.

ж) Известный армянский общественный деятель, бывший инспектор Шушинской семинарии, Левон Саркисян был нашим преподавателем географии. По образованию биолог, Левон Саркисян часто делал отступления и вторгался в область биологии и дарвинизма. При таких отступлениях он сильно увлекался и увлекал своих учеников.

з) Ж. Ланге преподавал французский язык.

и) Протоиерей А. Попов преподавал Закон Божий. Он считался в Институте почти всемогущим и авторитетнейшим из всех учителей.

Несравненно в более тесном соприкосновении с учениками Института находились воспитатели. На них, собственно, и лежала обязанность повседневного ухода за учениками, обязанность морального воспитания и постоянного, непрерывного общения с ними. Таких воспитателей было семь.

Любимым воспитателем был Н. А. Аменицкий. Николай Андреевич был благожелательным, добрым, нравственно влияющим воспитателем. Он душой болел за нас, заботился, как отец о родных детях, краснел и волновался в случае больших шалостей и безобразных действий с нашей стороны, а в случае мелких шалостей он не реагировал никак, делая вид, что не замечает их. Иногда отъявленные шалуны позволяли себе глумиться над ним, дразнили его. В этих случаях он сильно краснел и начинал тихим голосом что-то бормотать. Тогда казалось, что будто он от внутренней душевной горечи плачет. Нравственной стороной своего характера Аменицкий имел сильное и облагораживающее влияние на учеников. Процесс постепенного формирования характера юношей, вследствие психической эластичности, обычно очень податлив влиянию подобных чутких и умилительно трогательных натур, какой была натура Николая Андреевича. Лично на меня он не только производил сильное впечатление, но оставил такие сильные следы в моей душе, что до сих пор я с умилением вспоминаю его светлый образ и отечески доброе ко мне отношение. Когда я слышу фамилию "Аменицкий", сразу и неизбежно, по закону ассоциации, в моей душе светит трогательный образ Николая Андреевича.

О воспитателе Е. Ф. Тагианосяне говорилось выше. Это был человек очень своеобразный, энергичный, обладавший большой силой воли. Образованный и довольно начитанный, он пользовался авторитетом среди учеников. Параллельно с работой воспитателя он заведовал ученической библиотекой. Был очень близок со мной и всячески старался оказать на меня благотворное влияние. Он убеждал меня относительно совершенства стиля и языка Флобера, Маколея и Тургенева, отрицая эти достоинства у Достоевского и Толстого. Он превозносил историческую концепцию Карлайля. По его настоянию я прочёл основные сочинения всех этих авторов. Скоро я пришёл к выводу, что воззрения Тагианосяна едва ли правильны, и потому между нами происходили горячие споры по литературно-научным вопросам».

На этом мы прерываем дословное цитирование воспоминаний Амазаспа Асатуровича и переходим к пересказу описания его жизни в Москве.

Помимо общей дружбы, связывавшей Амазаспа со всеми учениками, он имел тесный круг близких товарищей, вместе с ним проводивших часы занятий и досуга. Собирались они два-три раза в неделю, обсуждали вопросы, связанные как с изучаемыми предметами, так и с литературой вообще.

Этот кружок был организован лично Амазаспом, и основную его работу вёл он, централизуя вокруг себя всех остальных. Кружок работал с 1899 года и издавал ученический журнал под названием «Студиум». В журнале помещались статьи Амазаспа и работы других товарищей. Его сотрудником был и Ваган Терьян, в дальнейшем известный армянский поэт. По прочитанной литературе у них в кружке делались доклады, собеседования. Так, Амазаспом были прочитаны доклады: «Аналогии в учениях Ж. Ж. Руссо и Л. Н. Толстого», «Дарвинизм и библейская система». Все первоначальные поэтические опыты Терьяна проходили через руки Амазаспа и через кружок — Терьян их показывал Амазаспу и тот одобрял или отвергал. Журнал «Студиум» продолжал выходить в свет и после ухода Амазаспа из института, тогда товарищи по кружку встречались с ним уже на частной квартире.

По армянскому языку Амазасп был достаточно силён, и потому для прохождения курса особых усилий не требовалось. Прошёл он историю армянской литературы достаточно основательно, чтобы критически отнестись к творчеству любого автора. Кроме того, изучение армянской историографии дало возможность приобрести некоторые познания в арменистике. Параллельно с этим он прошёл курс древнеармянского языка (грабара).

Под опытным руководством Соколова и Виноградова он достаточно овладел русским языком и познакомился со значительным объёмом русской литературы. Любовь и проникновенное отношение к великим русским писателям он приобрёл именно в эти годы. Амазасп научился писать «сочинения» на литературные темы и серьёзно, грамотно излагать свои мысли. Глубочайшее обаяние русской литературы, внушённое преподавателями, стало нестареющим достоянием его духовной сокровищницы.

Изучение классических языков — латинского и греческого — обогащало интеллект и расширяло кругозор. Овладение этими языками и свободное чтение текстов открыли возможность непосредственного ознакомления с авторами античного мира. Институт дал ему первые основы знания античных авторов и вместе с тем знание истории классического мира и его искусства.

Его мысль по истории народов и государств развивалась под руководством опытного, увлекательного преподавателя, историка Кизеветтера, с которым Амазаспу часто доводилось особо, вне классных уроков, обсуждать и трактовать исторические события.

Особенно одиозным характером отличалась его критическая «агрессия» в области религиозных дисциплин. Дело нередко доходило до скандала, когда он бросал язвительные реплики с пафосом рассказывающему библейские отрывки законоучителю Попову. Протоиерей Попов немедленно же прерывал рассказ, и начинались «суд», грозное расследование и угрозы увольнения.

Так ровно, безмятежно проходили дни его пребывания в институте вплоть до сентября 1900 года, когда ему исполнилось 20 лет. До этого времени он пользовался большим авторитетом среди учеников. Кличка «армянский Ломоносов» ещё продолжала функционировать. Преподаватели и начальство считали его юношей, которого ожидает большое будущее. Столь же положительным было и отношение к нему московской армянской колонии. Умственное и моральное преуспевание продвигалось вперёд гигантскими шагами.