— Ничего мы не опоздали. — Проворчала Ванда. — Ты должна была прийти и ты пришла. А рассматривать там уже особо нечего. Главное, ты и всех помнишь живыми.

Княжна со знахаркой подошли поближе, остальные расступись, давая проход.

— Здоровья тебе, княжна! — Поклонился Гримнице один из стоящих у края стариков. — Хвала богам, жива.

— И тебе здоровья, дедушка Соберад! — Вежливо склонила голову девушка. — Многим ли нашим удалось спрятаться?

— Я всех еще не видел, но, думаю, примерно трети. — Старик сокрушенно покачал головой. — Только, боюсь, рано или поздно выйти из скрыток придется всем. Я смотрю, князь наш не торопится.

— Да. Зря его дядька Межамир ждал… — Гримница поникла, словно вина отца грузом легла на ее плечи. Пусть нелюбимая, пусть забытая, она оставалось дочерью князя. А она, вместо того, чтобы вести за собой людей, даже спрятаться толком не смогла.

— Ты за нас не переживай, княжна. Выживем. — Попытался утешить ее старик, видя, что его слова больно задели девушку. — Мы ко всему привычные. На самой границе сидим, и не такое видали. Главное, себя береги.

Гримница совсем не по-княжески шмыгнула носом, глубоко тронутая поддержкой этого деда, который даже не жил в замке, а был из деревенских. Однако, его слова неожиданно вызвали совсем другой отклик у остальных.

— А с чего бы ей себя беречь? Уж как она устроилась… каждой бы так! — Гримница оглянулась, пытаясь высмотреть говорившую и наткнулась взглядом на другой, полный ненависти взгляд. Растрепанная девица с крупными руками смотрела на княжну, даже не пытаясь скрыть своего отношения.

— Тихо ты! — Громким шепотом одернула ее стоящая рядом молодая женщина. Кое-как повязанный платок выдавал в ней замужнюю. Возможно, — подумала Гримница, — она пришла сюда проститься с дорогим человеком, а тут — склоки.

— А чего это — тихо? — Не унималась девица. — Не успели наших похоронить, а княжна, — она выделила это слово с особы ехидством, — уже и замуж за закса выскочить успела.

— Цыц, сорока! — Прикрикнула на них одна из старух и, видимо, для придания своим словам особого веса, сурово погрозила палкой. — Не успели наших похоронить, а вы уже между собой пособачились!

— А чего ты мне грозишь?! — Возмутилась девица, теряя остатки осторожности. — Мы там за всех отдуваемся, а ее замуж позвали… Ой! — Она в последний момент отскочила, уворачиваясь от клюки, метящей по мягкому месту.

— А ты что же, обиделась, что не тебя? — Вмешалась Ванда. — Так княжна — на то и княжна, а не прачка.

— А что мне оставалось делать? — Гримница чувствовала себя так, словно ее сейчас при всех изваляли в навозе. Теперь она лучше понимала, что имел в виду воевода Межамир под "мало ли что…". Она-то по-наивности своей переживала, что кто-то из девушек может пострадать, если заксы начнут "выбивать" из них, где спряталась княжна. А оказывается, из некоторых и выбивать ничего не надо. Сами все расскажут, лишь бы кому-то было так же плохо, как и им.

— Ничего. — Старик успокаивающе положил руку княжне на плечо. — Что ты могла сделать, девочка? Взял муж под защиту, и ладно.

Слова старика перекликались с тем, что вчера и сегодня говорила ей Ванда. Больше никто ничего сказать не осмелился, однако Гримница видела, что согласны со стариком только старшие. Так же, как видела, что остальные женщины отводят глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом.

И не расскажешь ведь ничего, не объяснишь, — с горечью подумала девушка. Права была Ванда, даже своим лишнего сказать нельзя, потому что не знаешь, как оно обернется. Тем временем, старик, дождавшись тишины, протяжно запел песню, которой еще их предки провожали своих родичей в Ирий. Старухи подхватили, и вот уже над берегом реки полилась грустная мелодия. Гримица не стала ждать конца. Мысленно простившись со старыми знакомыми, она бросила в яму горсть земли и круто развернувшись ушла в сторону лагеря.

* * *

Секач медленно объезжал лагерь, изо всех сил пытаясь скрыть досаду. Досаду на то, что славу от победы украл этот мальчишка, что день выдался слишком жарким для поздней весны, что небо синее, а трава — зеленая…

Собственно, Хуго прекрасно понимал, что досадовать он должен только на самого себя и свой длинный язык, но легче от этого не становилось. Ну, скажите, зачем было раньше времени рассказывать королю о тайной княжеской резиденции на берегу реки? Нет же, поверил этому вендскому мальчишке, послал своих людей, чтобы начали осаду, а сам задержался в ставке короля. Вот только замок оказался обычной старой развалюхой. Такой не только князь, но даже и зажиточный рыцарь побрезговал бы.

Само собой, долго венды не продержались. И теперь победителем является этот слюнтяй, Арне, а он — Хуго — только явился на все готовое, добычу делить. Нет, вслух ему такого никто не говорил, но он и сам помнил еще, как когда-то смотрел на всяких высокородных, приезжавших как раз к дележу добычи. И, как назло, королю захотелось самому посмотреть на резиденцию вендского князя, и, возможно, поучаствовать в штурме.

Хуго заранее чувствовал себя полным идиотом, представляя, как он будет объяснять королю, почему "княжеская резиденция" выглядит, как захолустная усадьба. И ведь не выкрутишься: скажешь, что замок и сам разваливался, — прослывешь пустозвоном и хвастуном; скажешь, что замок взяли с огромными усилиями, — королевская милость достанется фон дер Эсте. Хуго неплохо относился к парню, считал, что из того получился бы отменный полководец, если бы кто-то вовремя взял на себя труд выбить романтические бредни из его головы. Но делиться королевской милостью совершенно не хотелось.

Больше всего Хуго хотелось выпить доброго пива. Выпить, а потом поймать этого зарвавшегося вендского принца и выбить из него лишнюю дурь. Например, мысли о том, что Хуго Секача можно безнаказанно использовать в своих целях. Но принц Лех сейчас далеко, а напиваться нельзя, король может приехать в любой момент. От поисков способа развлечься рыцаря отвлекли две женские фигуры, идущие в сторону лагеря. Прищурившись, Хуго придирчиво рассматривал идущих женщин. По платкам видно, что вендки. Хотя одна, что постройнее, видимо, хороша. Если кто-то из рыцарей даже расщедрился на приличные тряпки…

Странная беспечность со стороны фон дер Эсте, позволить пленницам вот так свободно разгуливать за пределами лагеря. Да и по лагерю нечего шляться, разве что ночью, от палатки до палатки… Хуго ухмыльнулся своим мыслям, жестом подзывая одного из сопровождающих солдат.

— Вон ту девку, что в зеленом, привести сюда.

— Слушаюсь! — Кавалерист пришпорил коня, догоняя добычу. Хуго ожидал попытки сопротивления, или хотя бы мольбы о пощаде… В крайнем случае, тупой покорности отчаявшихся, хотя сломанные игрушки сам он не очень любил.

Но солдат, непонятно с чего вздумавший заговорить с женщинами, вдруг повернулся и поехал обратно. Один. А вендки, как ни в чем ни бывало, продолжили свой путь. Казалось, они даже не спешили, но опытный глаз замечал и напряженные спины, и ускоренный шаг.