ошарашенным видом смотрел на дымящийся импульсник. Половина каюты, которую они делили с Эркюлем, Тараном и Шакой, теперь мало чем отличалась от обломков на пустоши. По стенам были размазаны ошметки чего-то черного. Мартышки в амортизаторе отчаянно верещали, не подозревая, что спасли жизнь наследнику сольсуранского престола.

Синеглаз думал либо к ним присоединиться, либо все же дать деру. Объясняться с Тараном не хотелось. Рука у артиллериста была не менее тяжелая, нежели норов, а доказать, что черная тварь не привиделась, не представлялось уже возможным.

Но в этот миг спускавшийся с мостика пилот страшно закричал, а потом Синеглаз услышал звук падающего тела. В воздухе запахло паленым.

— Врете, твари, не возьмете! — на чем свет стоит костерил неведомую напасть Таран.

Плохо соображая, Синеглаз вылетел в коридор, прицелом имульсника отыскивая новую угрозу. Он увидел простертого на полу пилота и черную, похожую на спрута или другого обитателя глубин почти бесформенную тварь, нависшую над ним с твердым намерением начать трапезу. Еще одно чудище пустоши тянуло щупальца к артиллеристу. Поскольку Таран, который забыл закрыть снабженную прибором ночного видения линзу шлема, ничего не мог разглядеть и только растерянно крутил головой, Синеглаз понял, что стрелять придется опять ему. Все-таки его глаза и в человечьем обличии сохраняли некоторые свойства кошачьего тотема. В темноте он видел гораздо лучше любого из команды Шварценберга.

Он улучил момент, прицелился, чтобы не задеть невзначай артиллериста, и превратил вторую тварь в такие же малоаппетитные ошметки. С третьей медузой Таран справился самостоятельно, хотя бедняге пилоту это уже не могло помочь.

— Что у вас там происходит? — волновался на орудийной палубе Чен Лун.

— Ты не поверишь, брат, — отозвался Таран. — От медуз отбиваемся!

От волнения его снова пробило на мрачный юмор.

— Если полезет что-то черное и бесформенное, палите без размышлений и опасения повредить корабль, пока вас не сожрали!

— А что с Гарри? — откровенно испуганно спросил остававшийся на мостике пилот.

— Мертв, как белый карлик! — после первого же осмотра заключил Таран. — Эта местная тварь парализовала его током, а потом выпустила яд.

— Да упокоит Аллах его душу! — торопливо проговорил второй пилот.

— Аминь! — жестко ответил Таран. — Если и тебя, Али, потеряем, останется только наш кибер-дед, а я не скажу, что страшнее, застрять здесь или лететь, когда кораблем управляет капитан. Он, конечно, открыватель планет и вообще человек выдающийся, но иногда мне кажется, уж лучше бы у него вместо спинного мозга экзоскелетом заменили головной.

Синеглаз подумал, что эта идея не лишена смысла: иногда ему хотелось, чтобы и в теле отца поселился какой-нибудь искусственный интеллект. Андроиды, которых в один из прошлых визитов привозили Саав и Эркюль, выглядели совсем как люди и говорили исключительно по делу и очень вежливо. Впрочем, сейчас существовали задачи и поважнее.

— Надо бы осмотреть другие коридоры, — решил напомнить о своем присутствии княжич, удивляясь звучанию совершенно осипшего голоса. — Вдруг там прячутся еще эти медузы.

— Здравая мысль, — согласился Таран. — Если этих тварей не распознали наши фильтры, сюда могла забраться целая колония! Только как бы нам такими темпами весь корабль в решето не превратить. Но сначала подберем тебе, пацан, все-таки скафандр. Рука у тебя твердая, глаз верный. Я бы не хотел такого ценного напарника терять!

Они заперли в амортизаторе мартышек, чтобы до тех не добрались черные твари. Двоих самых дружелюбных и понятливых зверьков Синеглаз сунул за пазуху. Потом включили яркий свет и спустились на абордажную палубу, где для княжича нашелся удобный почти по размеру экзоскелет.

— Надо же! — радостно удивился Таран. — А я думал, Онегин была выше.

— Я матушку уже по росту обогнал, — обиделся Синеглаз. — Вот только не станут ли абордажники смеяться, что княжеский сын носит девчачьи обноски.

— Девчачьи? — Таран расхохотался. — Да Онегин в сети могла заткнуть за пояс любого мужика. Жаль, с кэпом они на ножах расстались.

Синеглаз вспомнил, что у вестников женщины нередко выполняли ту же работу, что и мужчины, и делали это не хуже, и почти успокоился. К тому же он знал, что Онегин была подругой царицы Серебряной, которую княжич почитал и уважал.

Вместе с Тараном они обследовали весь корабль, отстреливая медуз без жалости. Обезьянки исправно предупреждали Синеглаза об опасности, так что Таран даже начал завидовать. К тому времени, когда вернулись абордажники, осталось только несколько самых ленивых тварей, не решившихся покинуть кесонный отсек.

— Бардак на корабле! — напустился на вахтенных Саав, обозревая побоище, оставшееся после зачистки. — Что у вас тут творится и кто позволил кошаку скафандр Онегин надеть?

— Потише на взлете, кэп! — вместо указательного пальца вскинул вверх заряженный импульсник Таран. — Этот, как ты говоришь, кошак мне жизнь спас.

— У вас тут что, тоже была попытка контакта? — мрачно поинтересовался Шака.

Как выяснилось, пока до контрабандистов дошло, что планета обитаема, отряд потерял на пустоши троих.

— К нам прибыла делегация туземцев в твердом намерении устроить приветственный обед, — не менее мрачно отшутился Таран. — Члены экипажа шли в качестве основного блюда.

— Мои мартышки! — всполошился Эркюль.

— Да что с ними будет! — досадливо поморщился Таран. — Эти мохнатые бестии чуют медуз лучше всех нас вместе взятых. И кошак тоже. А вот Гарри не повезло.

— Мир его праху! — потрясенно осенил себя знаком огненного колеса Обезьяний бог.

— Мертвых до отлета в заморозку, — распорядился Шварценберг. — Нечего привлекать сюда любителей органики. Образцы ткани медуз проанализировать и внести их параметры в систему. Мартышек взять на довольствие, кошака зачислить в экипаж гардемарином. Первое поручение — навести везде порядок и ликвидировать последствия своих подвигов. И без возражений!

Глава 5. Корабль-призрак для мертвой принцессы

Собрать личные вещи для Савитри не составило никакого труда. Любимые безделушки, напоминавшие о прошлой жизни, умещались в упаковку от съемного аккумулятора, приспособленную в качестве своеобразной шкатулки для украшений. Впрочем, самое ценное Савитри всегда имела при себе. Носитель информации с домашним архивом их семьи за несколько поколений Шатругна поместил на ее материнскую плату вместе с ключом от сокровищницы.

Впрочем, Савитри не любила пересматривать эти записи, слишком красноречиво свидетельствовавшие о ее ущербности. Она и без дополнительных напоминаний могла в малейших чертах описать голограммы, где совсем молодой Шатругна обнимал желанную для него первую Савитри, повторить слова клятв, которые он произносил, стоя у священного огня. В них не звучало ни слова фальши, ибо ту женщину он любил.

Глубокое искреннее чувство пронизывало каждую улыбку, каждый взгляд, каждое нечаянное прикосновение, заливавшее щеки возлюбленной смущенным, но радостным румянцем. Она отвечала взаимностью. Для выражения чувств счастливой сопернице собственного клона даже не требовались слова. Порывистый