Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кое-как пробежали первую отсечку в пять километров. Потом тренировочная площадка. К упражнениям еще отжиманий добавили на кулаках, прямо на асфальте, чтобы жизнь ярче ощущалась. И пару стометровых пробежек на скорость, чтобы воздух вкуснее казался… Потом опять долго и упорно ползали. И опять бег – пять километров. Только в этот раз к бегу добавили развлечений. Внезапно куратор приближался, коршуном нависал и кричал «бой!» – а потом нападал, и ты должен был защищаться. Если и ответный удар после пробовал нанести, то это вообще замечательное событие, и тренирующий состав аж светился. Здесь выбили одного из взвода – ему повторяли этот долбанный «бой!» трижды и трижды нападали; он не разу так и не смог ничего показать: и уклоняться не пытался, и блок жесткий выставить не получилось, и вообще на соплях держался – шатало его во все стороны. Короче пролетел и так нас стало семнадцать.
Из любопытного – после вторых пяти километров врачи уколы каждому сделали.
На разумный вопрос: “Что это?”, получил разумный ответ: “Тебя волновать не должно, прет”.
И опять урок у лазарета, но теперь также добавились интересные элементы. Нам завезли практику. С удивлением я видел, как нескольким претам, из тех что вчера спали, кураторы оставили глубокие раны, (целители поблизости маячили) а других таких же умников оказывать помощь заставили. И там еще один наш вылетел, который растерялся, и так и не смог порез хоть как-то обработать. Страшно подумать, другой везунчик, которому досталось поврежденная артерия, справился – а этот не справился…
А мы те, кто слушали внимательно, слушали и сегодня, стараясь игнорировать крики на фоне. Во взводе осталось шестнадцать человек.
– Все всегда были против тебя, поэтому так плохо с общением? – спросил я Лекту за ужином.
– Угу.
– А почему так?
Закинул в себя с десяток пилюль. Когда залил весь этот ком кофе, проталкивая его дальше, почувствовал себя человеком.
Опёрся о спинку стула и оглядел умирающий взвод, еле шевелящийся за соседним столом.
Да уж… Загоняли нас.
– Это из-за отца, – голос Лекты чуть подрагивал.
– Он что-то натворил?
Помялась, но все-таки обозначила: – Не хочу обсуждать это.
– Прости.
Помолчали.
Вгляделся в ее лицо. Тени под глазами уже чудовищные; я, наверное, еще хуже выглядел.
– Что? – спросила, чуть улыбнувшись.
Это первый раз, когда она улыбалась?
Возможно.
Улыбнулся в ответ.
– Для тебя важно стать именно оперативником?
– Да, – уверенно кивнула.
– А бойцом поддержки или теург-инженером не устроит?
– Нет.
– А зачем тебе быть именно оперативником?
– Чтобы быть лучшей.
– Зачем?
– Лучшие решают, как другим жить. И лучшие решают, как бороться с тьмой.
– Эвона как…
Принц удивлялся:
– Какая потрясающая наивность…
***
4. 10
122 год от взятия
День оказался совсем плохим для численности взвода.
Кураторы лютовали: наскакивали стервятниками в самые тяжелые моменты бега на семикилометровой дистанции и требовали отвечать. Ритм ломался полностью. Их удары стали жестче, быстрее. Оказалось, что в предыдущие дни они серьезно сдерживались.
Врачи и целители постоянно следовали где-то рядом.
От побоев в этот день улетело пятеро. Разбитые, с поломанной напрочь волей, они отказались вставать. Нам тоже досталось.
Лексе сквозь блок прилетел короткий удар – думаю, поломанный нос не принёс ей радости.
Мне мощнейшим хуком, на сближении, Пращур в затылок зарядил. Разбил голову; уронил на землю. Сверху орал, слюнями брызгая чтобы я – “грязеслизь подботиночная” вставать не смел, а я еще и отвечать умудрялся через рычание:
– Сейчас сучара лысая поднимусь. И все дерьмо из тебя через глазницы выскребу, – сколько он из этих слов разобрать мог, вопрос, конечно, риторический.
За сказанное прилетало капитально, хотя – и понимаю – опять же в пол