Естественно, случались времена, когда Моуды были вынуждены отказываться от таких вещей, как шикарный выезд, дом в Лондоне и дорогие развлечения.

Но разве могла кому-нибудь из них прийти в голову мысль распродавать фамильные ценности?

Они обязаны были передать их следующим владельцам в том же состоянии, в котором сами их получили.

«Папенька должен его остановить!»— подумала Хариза.

Но потом она спросила себя — а сможет ли отец это сделать?

Она отошла от окна и вновь посмотрела на свою картину.

В детстве Хариза воображала себя одним из херувимов, парящих вокруг младенца Иисуса.

Они поклонялись Ему и в то же время защищали Его.

— Именно это вам нужно сделать теперь, — прошептала она. — Защитить Обитель и все, что в ней есть.

Внезапно у нее появилось непреодолимое желание помолиться, и ей страстно захотелось, чтобы эти молитвы были услышаны.

И ничего страшного, если она сбегает в часовню в пеньюаре.

Она помолится там, где молилась обычно, когда оставалась в Обители.

На самом деле в Моуделине были две часовни.

Большая, возведенная для всей общины, которая могла легко вместить сотню человек, и маленькая, поставленная на могиле первого настоятеля.

Она была совсем крошечная, в ней едва уместилась бы дюжина человек.

Поскольку эта часовенка редко использовалась, Хариза, бывая в Обители, почти всегда молилась там.

Ей казалось, монахи, чей дух до сих пор витает над Обителью, довольны, что маленькую часовню не забывают.

Хариза пробежала по коридору и в конце крыла спустилась по узенькой лестнице.

Там внизу начинался проход, ведущий к часовне.

Хариза прошла по нему и открыла дверь.

Лучи вечернего солнца струились сквозь пестрый витраж.

Это было единственное окно в часовне, поэтому остальная ее часть находилась в тени.

Здесь отсутствовали цветы и вообще не было той пышности, какая отличала большую часовню.

Хариза направилась к алтарю.

Солнце било прямо в глаза, и ей казалось, будто золотой свет струится от самого престола Всевышнего.

Подойдя к алтарю, она опустилась на колени.

Потом подняла голову.

Девушка ожидала увидеть древний золотой крест, украшенный драгоценными камнями, который, как гласило предание, принадлежал первому настоятелю.

Но она его не увидела.

Подумав, что это из-за солнца, которое слепило ее, она прикрыла глаза от ярких лучей.

Крест исчез.

Так же, как и шесть золотых подсвечников, всегда стоявших по обе стороны от него.

— Он их продал!

Хариза снова и снова оглядывалась, будто не могла поверить собственным глазам.

Как Жерве осмелился продать самые уникальные в Обители реликвии?

Настоятелю Моуделина при крещений дали имя святого, который жил в пятнадцатом веке и творил многие чудеса.

Но Хариза была уверена, что сам настоятель — тоже святой человек.

Ценители искусства часто приезжали сюда, чтобы насладиться оригинальными полотнами и другими сокровищами этого дома.

Молва гласила, будто крест и подсвечники были поднесены в дар настоятелю Моуделина.

И, по-видимому, эта филигранная работа относилась к его эпохе.

Во всей Англии не нашлось бы церкви или часовни, которая могла бы похвалиться более красивым алтарем, чем маленькая часовня в Моуделине.

В детстве Хариза подолгу любовалась игрой солнечного света на гранях драгоценных камней.

Ей казалось, будто эти искорки говорят о том, что ее незамысловатые молитвы услышаны Господом.

Сейчас, видя алтарь без привычных реликвий, Хариза с трудом сдерживала рыдания.

Она старалась взять себя в руки и подумать, как ей следует поступить.

Она понимала, что отец будет ужасно расстроен, но он не имел никакой власти над Жерве.

Он не входил в попечительский совет, хотя, конечно, мог сообщить о случившемся его членам.

Он хорошо знал этих людей, но они были уже в довольно преклонном возрасте, чтобы неусыпно наблюдать за сохранностью наследства.

— Что же мне делать?

Хариза произнесла вопрос вслух и только потом осознала, что это была молитва.

Она стояла на коленях, окутанная солнечным сиянием, и вдруг ее посетила уверенность, что молитва услышана.

Более того — ей показалось, будто сам настоятель сейчас рядом с ней.

Хариза не могла бы выразить это словами, но она явственно ощущала его духовное присутствие.

И — странная вещь — была уверена, что он предупреждает ее об опасности.

Ничего определенного, но все-таки она знала: это — предупреждение.

Хариза почувствовала его так же остро, как волну отвращения, захлестнувшую ее, когда Жерве поцеловал ей руку.

— Как же мне быть? — вновь спросила она. — Скажите, что я должна… делать?

Девушка пыталась слушать сердцем, как учила ее мама.

«Когда Бог говорит, — наставляла ее миссис Темплтон, — мы не слышим Его ушами, как слышим человеческие голоса.

Мы слышим Его сердцем».

— Помогите мне… Пожалуйста, помогите… — прошептала Хариза.

И, к собственному удивлению, почувствовала, как настоятель советует ей в настоящее время ничего не предпринимать.

«Но ведь папенька мог бы убедить его не продавать столь бесценные сокровища?»— возразила она мысленно.

И вновь ощутила предупреждение.

Надвигается опасность, но она не должна ничего делать, только готовиться и, конечно, молиться.

Хариза не могла этого понять.

Закрыв лицо руками, как будто заслоняясь от солнца, она вновь принялась молиться, настойчиво и страстно.

Она просила, чтобы Обитель осталась прежней.

Такой же святой и прекрасной, какой была всегда.

Завершив молитву, она подняла голову — дух настоятеля исчез.

Но сияние по-прежнему окутывало ее и, как ни странно, Хариза чувствовала себя счастливой.

«Быть может, все закончится хорошо», — подумала она с едва ощутимым сомнением.

Потом медленно поднялась с колен и пошла обратно по короткому проходу мимо двух рядов каменных скамеек.

У двери она обернулась.

Алтарь все еще был окутан золотистым туманом.