похлопали глазами. Как ему ответить, чтобы не зависнуть в опасно-непонятной ситуации?

– Ну? – надавил, но мягко Василий Палыч.

И тут Санька удивила… Вернее удивились мы, когда участковый уже отстал от нас и отъехал.

– Она про кота Валтасара спрашивала, – звонко соврала моя сестренка. – Хочет про него передачу делать.

– А-а… – даже разочарованно протянул Василий Палыч. – Все-таки Кутузов ей нужен… Так и знал.

Он отвернулся к лобовому стеклу, немного подумал и… ошарашил нас просьбой:

– Если еще пристанет и что-то странное начнет спрашивать, вы это… мне сообщите. Пожалуйста!

– Обязательно! – выпалила Санька.

На наших глазах участковый рванул на берег Загривок, там метров через пятьдесят развернулся и снова поехал через мост. Мы думали, что он еще что-то хочет спросить, и напряглись, но он промчался мимо.

Мы еще немного постояли и помолчали.

– Что-то мне страшненько делается, парни, – прошептала Санька.

– Странно все это, да, – согласился Славка, но никаких версий происшедшего предлагать явно не собирался. – А ты круто Плавунцу ответила. А то бы он от нас не отвязался. А что ты собираешься делать?

Плавунец – вот какое прозвище дали уже давно все загривские Василию Палычу Бокоплавченко! Жук такой озерный есть – наверное, знаете. Шустрый, округлый, плотненький и хищный. Укусить может больно, если захочет. Но все равно забавный такой, интересный. Такой и есть наш Василий Палыч, чья фамилия на этого жука так ясно намекает.

– Вообще полная непонятка, – встрял я тут срочно, почувствовав, что надо встрять срочно. – Почему это ему так интересно, что нам Гарина говорила? И что ему от нее самой нужно?

Из глубины мыслительной вулканической магмы в моем мозгу стала всплывать какая-то жутковатая фантастическая гипотеза, но развить ее не удалось – ни мысленно, про себя, ни вслух.

Потому что Санька вдруг как кинется на Славку! Вдруг как повиснет у него на шее!

И – ЧМОК-ЧМОК-ЧМОК! Вот прямо как дятел такой с мягким клювиком – чмок-чмок-чмок в щеку!

И отскочила!

Славка отшатнулся, и лицо у него разом испариной покрылось и сделалось как железо, раскаленное докрасна.

– Ты чего?! – просипел он. – Веником, что ли…

А Санька снова качнулась к нему и вцепилась в его пиджачок.

– Славочка! Прости меня! – вся звенела моя сестренка. – Я – дура! Я все не так понимала! Прости, пожалуйста!

Все-таки как обещала сестренка убить Славку, так и сделала!

– Да завсегда пожалуйста… – с трудом обрел дар речи наш друг. – Только за что?

– Я плохо о тебе подумала! – призналась Санька и даже всхлипнула от всей души. – Я – дура!

Славка опустил глаза, так что лбом коснулся головы моей сестренки, что-то подумал про себя для нас неизвестно-секретное, а потом поднял взгляд, посмотрел на меня через мою сестренку и… ну, точь-в-точь, как делаю я, ее брат, в таких случаях, тихо погладил Саньку по голове:

– Проехали, Сань…

И тут мне пришла в голову мысль, что под своими словами «делай скорее», Лилиана Гарина имела в виду что-то совсем иное, чем то, что сестренка сделала прямо сейчас… но, если именно это, тогда… тогда очень скоро должно произойти что-то ужасное, ужасно-необыкновенное в духе того, что с нами уже случалось.

Неужели опять началось?!

У писателя Германа Мелвилла в его знаменитой книге про грандиозную и трагическую охоту на огромного и зловещего белого кашалота по прозвищу Моби Дик есть удивительное прозрение. Он писал, что всякие знаки, предостережения, предчувствия не столько предсказывают будущее, сколько подтверждают нечто уже происшедшее в наших душах. Те решения и выборы, которые уже неизбежно приняты как руководство к действию.

Да и нашего участкового Василия Палыча тот день к своему окончанию тоже озадачил еще сильнее. Ему на личный номер позвонила продавщица зоомагазина и сообщила, что необыкновенная жаба бесследно пропала…

Суета вокруг Наты Пак

Порой говорит человек, с которым случилось нечто сокрушительно-грандиозное, такие слова: «Моя жизнь разделилась на «до» и «после». По чести говоря, с прошлого лета до прихода настоящего наша с моей сестренкой жизнь разделялась так дважды. Первый раз – после встречи с нашими метагалактическими двойниками. Второй раз – на другой день после той нашей общей встречи с Лилей Гариной на мосту… вернее после того, как моя сестренка контузила-убила нашего друга Славку своим признанием и своими чмоками.

И у Артурчика жизнь тоже разделилась.

Он вообще на другой день с самого утра вел себя очень странно.

На первой перемене куда-то сразу пропал, едва урок кончился. Мы поискали его в коридоре – нет нашего Тури!

Вернулся в класс последним после звонка на второй урок. Весь какой-то шарахнутый. Мы с сестренкой в четыре глаза на него уставились. А он как будто не чувствовал это и взгляд от нас воротил. К слову сказать, они с моей сестренкой давно договорились за одной партой вместе не сидеть. Ну, вот такие причуды у них были. Чтоб одноклассники лишний раз не пялились на сладкую парочку.

Только второй звонок на перемену прозвенел – и снова Туря, как летчик из неисправного или подбитого истребителя, из класса катапультировался. Сестренка моя от недовольства даже замедлилась – мол, ей до фонаря эти Турины загадочные катапультирования. Мы переглянулись с ней, она изобразила кислое недоумение, и я невольно ускорился.

Вышел из класса и даже остолбенел: Туря в дальнем конце коридора о чем-то живо толковал со жлобами! Чудные дела были! Бросив в мою сторону короткий, опасливый взгляд, он мне махнул рукой так: мол, не заморачивайся, у меня тут свои дела… И снова в класс вернулся так, чтобы у нас не было времени насесть на него с вопросами.

После третьего урока я не поленился тотчас припустить за ним и в дверях прихватить за плечо. А Санька нарочно задержалась в классе.

Туря был какой-то бледноватый.

– Что за дела? – строго вопросил я.

Туря шмыгнул носом, будто подражая моей сестре, когда она над важным выбором или решением задумывается.

И покраснел.

– Аль, прости. Не могу сказать. – И так искренне-преискренне посмотрел мне в глаза. – Потом все расскажу… После того, как все образуется как надо.

Он судорожно глянул через плечо в конец коридора. Чувствовалось, что ему не терпится дернуть.

– Опять к жлобам на терку? – спросил я.

– Не, – закусил Туря губу.

У меня в голове полыхнула страшная догадка:

– К Нате Пак?

Туря кивнул и снова побледнел.

Я отпустил его плечо – и он сначала рванул, но осознал что-то важное, что так уж явно не надо себя ронять, и перешел на быстрый деловой шаг. Наты Пак не было видно. Ее вообще не было видно на тех трех переменах.

Санька подошла ко