в приличном обществе па, что-то из стриптиза. — Видишь, какой хорошенький живец…

— Ира, это опасно! — Повысил голос Витвицкий. — И потом — вот сядешь ты в машину, а дальше? Что ты будешь делать?

Овсянникова отступила на пару шагов, напевая:

— А дальше, дальше, дальше…

Она вдруг резким движением схватила со стола пистолет, навела на экран телевизора, где показывали аплодирующих Горбачеву людей.

— А дальше — пиф-паф. И ой-ё-ё-ё-й! — Ирина рассмеялась.

Витвицкий подошел к ней, обнял, поцеловал.

— Ира, я тебя очень люблю, — тихо сказал он. — И если с тобой что-то случится…

Овсянникова отстранилась, кинула пистолет на диван.

— Да ничего со мной не случится, Виталик, — грустным голосом сказала она. — Брагин не одобрил. У него там какая-то своя версия по поводу убийств в Батайске появилась.

— Иди сюда, — Витвицкий привлек ее к себе, прижал, еще раз поцеловал. — Что ни случается, все к лучшему.

* * *

Полковник Брагин любил совещания и собрания трудового коллектива. На этих мероприятиях он мог в полной мере продемонстрировать свое, как он считал, лучшее качество — умение долго и солидно говорить.

Вот и очередное совещание группы, работающей по делу потрошителя, Брагин начал с того, что громко, хорошо поставленным голосом сообщил всем собравшимся:

— Я проанализировал все ваши предложения, товарищи, и, несмотря на их, так скажем, разновекторность, обнаружил несколько весьма перспективных направлений для работы.

По кабинету пробежал легкий шум, офицеры переговаривались, пытаясь угадать, что решит новое начальство.

Брагин повысил голос:

— Но это не значит, что сейчас произойдет некое чудо и нам на блюдечке с голубой каемочкой, как об этом писали классики, преподнесут убийцу. Впереди большая работа. Михаил Сергеевич Горбачев еще весной ясно и четко обозначил…

Он взял со стола лист, начал читать:

Начинать нужно сначала с перестройки в мышлении и психологии, в организации, в стиле и способах работы. Скажу откровенно, если мы сами не перестроимся, я глубоко убежден в этом, то не перестроим и экономику, и нашу общественную жизнь[6].

Сделав паузу, Брагин глотнул воды из стакана, оглядел всех и продолжил:

— Так вот, товарищи, всем нам требуется перестройка в методах нашей работы. С этого и начнем. Вопросы есть?

— Есть, Виктор Петрович, — неожиданно отозвался Горюнов. — Что конкретно вы предлагаете?

Брагин нахмурился, но ответил быстро и уверенно:

— Конкретно я предлагаю переосмыслить весь накопленный нами материал и объединить его в некий информационный блок, на базе которого мы все сможем оперативно вычленять и использовать любую, я подчеркиваю, товарищи, любую необходимую информацию.

— А по ходу расследования? — спросил Липягин, не глядя на полковника.

— Ну, товарищи, такие вопросы нужно решать уже в рабочем порядке, — недовольно поморщился Брагин. — Мой опыт подсказывает, например, что трупы на двух последних убийствах — там, где похитили украшения и деньги, — могли обобрать лица без определенного места жительства. Вот на этой версии и нужно сосредоточиться в настоящий момент. Все, идите работайте.

Офицеры поднялись, двинулись к выходу. У многих на лицах было разочарование — они явно ожидали от собрания большего.

* * *

Выйдя в коридор, Липягин нагнал Горюнова, поравнялся, посмотрел, как бы спрашивая — что думаешь?

— Балабол, — тихо сказал Горюнов.

Липягин протянул Горюнову ладонь — отбить пять, как в баскетболе, кивнул в сторону кабинета, где остался Брагин.

— Птица-говорун, — сказал Липягин.

Горюнов усмехнулся, хлопнул ладонью по руке Липягина. Оба засмеялись, довольные тем, что мыслят в одном направлении.

— Может, пивка вечерком дернем? — спросил Горюнов. — Я одного дедка на рынке нашел, он таких вяленых лещей продает…

— С радостью, да не могу, — Липягин развел руками. — Шеф сегодня из отпуска прибывает, надо встретить. Он еще не знает, какой «подарочек» тут его ждет…

* * *

Полковник Ковалев вернулся с отдыха посвежевшим, бодрым. Он выбрался из служебной «Волги» возле здания УВД, подал руку Липягину, тот сжал ее, как клешнями:

— С прибытием, Александр Семенович!

— Здравствуй, Эдик. — Ковалев ответил на рукопожатие. — Ты чего так жмешь?

— Прости, задумался. — Липягин развел руками. — А ты прямо как новенький. Хорошо отдохнул?

— Ну как сказать отдохнул… С семьей — это разве отдых? Это работа сверхурочно!

Оба рассмеялись, закурили.

— Сорока на хвосте принесла — из Москвы нового начальника прислали с широкими полномочиями? — спросил Ковалев.

— Там такой барбос — пиздец всему, — хмыкнул Липягин. — Язык подвешен, будь здоров. Про перестройку и прочее речи задвигает не хуже Горбачева.

— И это тоже слышал. Поэтому я пока в сторонке постою, посмотрю. Древние китайцы что говорят? — Ковалев иронично улыбнулся.

— Что?

— Хочешь, чтобы тигр упал в яму, — дай ему подойти к ее краю. — Ковалев выкинул окурок.

Липягин рассмеялся.

— Но поручкаться мне с ним придется, конечно, — продолжил Ковалев. — Ты узнай, когда он свободен, и доложи. Я буду у себя. А вечерком с Олей давайте к нам: посидим пообщаемся, про море расскажем.

— Обязательно! — заверил начальника Липягин.

1992 год

Зал суда, как обычно, был полон народа. Люди выглядели угрюмо, сосредоточенно, даже деловито. Первые эмоции уже схлынули, и теперь на лицах многих читался мрачный интерес: когда и чем это закончится?

Чикатило сидел в своей клетке, шарил взглядом по потолку, по стенам, по полу, старательно не встречаясь глазами ни с кем в зале. По его лицу блуждала кривая ухмылка, и со стороны казалось, что он нетрезв либо не в себе.

Вошел секретарь, объявил дежурно:

— Встать! Суд идет!

Собравшиеся вразнобой поднялись с мест, сидеть остался только Чикатило. Он словно бы не слышал голоса секретаря.

— Подсудимый! — Секретарь повысил голос. — Встаньте! Проявите уважение к суду!

Чикатило продолжал шарить взглядом по потолку, кривил губы и словно бы не слышал. Из зала закричали, задыхаясь от ненависти:

— Встань, сука!

— Встань, пидор!

— Тварь, блядь! Встал бегом!

Чикатило продолжал сидеть и озираться.

Поднялся шум, отдельные выкрики слились в общий рев. В этот момент вошел судья, прошел на свое место, сел.

— Порядок в суде! Тишина! Тишина! — прокричал судья, но люди не унимались. Сказывалось накопившееся за предыдущие заседания нервное напряжение, требовавшее выхода.

Чикатило продолжал сидеть. Люди в зале покидали свои места, пробираясь между рядами стульев в сторону клетки. Охранники, растерянно переглядываясь, взялись за оружие. В зале стоял крик и мат, словно началась драка.

Судья поднял папку с делом и с силой ударил ею о стол — звук, похожий на пушечный выстрел, перекрыл все.

— Внимание! — рявкнул судья, и в зале стало тихо. — Если порядок не будет восстановлен, я прикажу очистить зал! Заседание будет идти при закрытых дверях.

Люди, словно опомнившись, умолкли, нехотя стали возвращаться на свои места, ворча, рассаживались.