– Костя, а ты там что делаешь? – спросила я.

– Помогаю женщинам одеваться, – сказал наш водитель.

– То есть?

– Заказываю вещи по каталогам – кроме того, что присылает маман. Езжу по складам. Принимаю посетительниц. У меня запись! Не верите?

– На что запись? – не поняли мы с мамой.

– На подбор гардероба. У меня это очень хорошо получается. Я бы тебя одел, Лида, но тебе придется носить Ларискины вещи… Они не для тебя. Ты совсем другая внутри. Но тут уж ничего не попишешь. Мы все вписались в это дело.

– А ты был против? – спросила я. Мне было очень интересно услышать ответ.

– Я не был против, хотя идея тещина. Она придумала приставить к Славке женщину, похожую на Ларису, чтобы мы были в курсе всего происходящего. Я согласился помочь. И вообще, зачем отдавать какому-то дяде бизнес моего брата, у которого я – единственный родственник?

На протяжении остального пути мы говорили о жизни в Санкт-Петербурге и в нашем городке. Признаться, нас с мамой очень удивило, что Костя вообще не смотрит телевизор. Он сказал, что ему, во-первых, некогда, во-вторых, есть компьютер. По его словам, в Санкт-Петербурге и других больших городах много людей, так сказать, перешли на Интернет. Еще одна большая группа смотрит только платные каналы, в основном это люди, интересующиеся спортом – они смотрят только спортивные передачи и, естественно, пользуются Интернетом. Но остается и большая телевизионная аудитория, правда, она сокращается.

У нас же в городке, как я говорила, телевизор смотрели все. Люди не представляли себе жизни без этого «окна в мир». Особой популярностью пользовались сериалы, программы о тайнах, загадках, потусторонних существах и всевозможных заговорах. Народ у нас почему-то называл их «познавательными передачами», но мне казалось, что такое определение не очень подходит для сюжетов о зеленых человечках. Я удивлялась, что таких программ становится все больше и больше. Мы с мамой смотрели сериалы и жалели, что в эфире больше нет тех, с которых наши люди начинали просмотр этого жанра – длинных латиноамериканских мыльных опер. Я начинала их смотреть еще девчонкой, мама – взрослой женщиной. Мы обе помнили Марию и Розу (во времена Изауры я была еще слишком маленькой). Они стали чуть ли не членами нашей семьи, которой, как и многим другим типа нас, не хватало красивой жизни, страстной любви, ярких красок.

Может, я найду это в Питере?

Петербург встретил нас мелким холодным дождем. Я много читала и слышала про питерскую погоду, но даже не думала, что дождь может быть таким мерзким, небо таким низким… Если бы я сразу же попала в исторический центр, то, не исключено, восприняла бы город совсем по-другому. Но мы попали в район застройки конца шестидесятых – начала семидесятых годов прошлого века и увидели панельные девятиэтажки и пятиэтажки, среди которых иногда попадались кирпичные четырнадцатиэтажные «точечные» дома.

– Запомните: в Питере говорят «точка», а не «башня». Башня – в Москве, – давал наставления Костя. – Можно сказать «точечный дом».

– У нас никак не говорят, – заметила мама. – Из-за отсутствия подобных домов. Большинство жителей нашего родного с Лидой города ни точек, ни башен никогда в своей жизни не видели.

– Лида, ты уж, пожалуйста, сейчас насмотрись, – хмыкнул Костя. – Чтобы потом не удивляться. В смысле при ненужных свидетелях. Лариска в Питере родилась, то есть в Ленинграде. Так что наша действительность должна для тебя быстро стать привычным зрелищем.

– В таком районе это несложно, – заметила я, глядя на мелькающие за окном машины торговые центры, супермаркеты и отдельные магазины на первых этажах жилых домов. Яркие вывески немного оживляли серый пейзаж из одинаковых домов. Но я, признаться, ждала чего-то другого.

– Жить ты будешь в другом районе. А сюда только в гости приезжать. Так что придется запомнить дорогу. И вообще надо бы тебе выучить чисто питерские словечки, чтобы не ляпнуть при Славе или еще при ком-то что-то по-московски, ну или просто так, как у нас не говорят.

Я заметила, что не знаю ни питерского, ни московского жаргона, но само слово «по-московски» прозвучало для меня странно.

– В каждом регионе есть своя специфика, – заметил Костя. – Приезжий часто не может понять, о чем идет речь. Например, какие-то бытовые названия улиц, мест, заведений. Просто так получилось, что у нас довольно много своих слов, есть вещи, которые по-разному называют у нас и в Москве. Даже словарик есть – вот так на питерском, а вот так – на московском, я для тебя его распечатаю. Про поребрик никогда не слышали?

И Костя не только объяснил, что это такое, но и показал. Мы же проезжали вдоль этих самых поребриков.

– Ой, кстати! Ты машину водить умеешь?

– Конечно, нет. Откуда?

– Блин… – протянул Костя. – Еще одна головная боль. И как мы об этом не подумали?

– Я могу пойти на курсы.

– Какие курсы?! Лариска с пятнадцати лет за рулем.

– То есть как с пятнадцати? Ведь права, если не ошибаюсь, дают только…

– Она без прав гоняла. Отец ее научил. У нее отец был гонщик. И водила она просто классно.

– А где ее отец? – спросила моя мама.

– Разбился на мотоцикле. По-глупому. Поехал без шлема соседей проводить от дачного домика к трассе. На обратном пути грохнулся. Там грунтовая дорогая была, без фонарей… Нашли не сразу. Если бы он только шлем надел… А так – перелом черепа в двух местах. А на машине даже ни разу в аварию не попадал. И Лариска, кстати, тоже. Ладно, научу тебя водить машину. Вот только когда?

Вопрос явно был риторическим и не требовал от меня ответа. Я сама не горела желанием садиться за руль. Да я ведь и город-то совсем не знаю! Я в метро ни разу в жизни не ездила! И в трамвае не ездила, и в троллейбусе, только на автобусах, электричках и поездах. Что же я тут буду делать?!

Тем временем нас обогнала какая-то иностранная машина (я в них вообще не разбираюсь). За рулем сидела симпатичная девчушка от силы восемнадцати лет. На заднем стекле, в верхнем правом углу был приклеен черный восклицательный знак на желтом фоне.

– Вон какая молоденькая девочка машину водит! – воскликнула моя мама. – И Лида быстро научится.

– Только она не сможет приклеить восклицательный знак, – грустно заметил Костя и пояснил: – Потому что он означает неопытного водителя. Машинка, кстати, «Порше Кайен». Хотя вам это ничего не говорит… Новенькая стоит от трех с небольшим до восьми с небольшим миллионов рублей. Поверьте на слово: водителей, то есть водительниц, на таких машинках с восклицательными знаками можно встретить только в Москве и Питере.

* * *

Костино «любовное гнездышко» не произвело на нас с мамой особого впечатления. Это была однокомнатная квартира с маленькой кухней, где давно требовался ремонт. Возможно, его не делали со времен постройки дома. Только Костя явно поменял кровать в комнате. В кухне, как я понимала, остался старый гарнитур. В комнате же стояло одно огромное ложе, застеленное бордовым покрывалом. Имелся старый платяной шкаф, книжный шкаф с книгами, изданными в советские времена (мне бросилось в глаза собрание сочинений Чехова), но без современных обложек с полуголыми девицами, потоками крови, автоматами, «Мерседесами» и брутального вида мужиками, а также неведомый мне предмет мебели, который мне никогда раньше видеть не доводилось и который я назвала бы «полсерванта». То есть эта мебель предназначалась для хранения посуды и бокалов, была узкой, как пенал, и застекленной с трех сторон сверху донизу. Еще был столик на колесиках – и все.