они считали свои убеждения, идущие вразрез с насаждавшимися в рамках существующей идеологии нормами, совершенно новой реакцией на требования эпохи. Поэтому советские хиппи стремились дистанцироваться от общества позднего социализма, которое они презирали, но которое тем не менее подготовило для них почву. Мало что так хорошо отражает этот парадокс, как хипповский стёб — использование и высмеивание советской «речи» с целью продемонстрировать свою точку зрения — прием, использовавшийся далеко за пределами сообщества хиппи[66]. На странице одного из хипповских Пиплбуков (Peoples Book — художественно оформленный фотоальбом, созданный по подобию американского) можно увидеть коллаж из фотографий, на одной из которых хиппи расселись на траве на фоне советского плаката — подобного тем, что часто можно было увидеть растянутыми через дорогу где-нибудь в колхозах. Надпись на плакате хоть и выглядела как известный советский пропагандистский лозунг, носила тем не менее совершенно подрывной характер: «Лучше работать завтра, чем сегодня!»[67]

Ил. 4. «Лучше работать завтра, чем сегодня!» Хиппи во время проведения «конгресса» в Витрупе, 1978 год; страница из Пиплбука Саши Художника. Из личного архива А. Иосифова (Москва)

Советские хиппи так и не написали свою историю, но если бы они это сделали, то наверняка назвали бы ее «Кратким курсом». Ведь они окрестили Системой свободную федерацию хиппи всего Советского Союза, в чем невозможно не заметить отсылку к другой системе — системе советской власти. «Краткий курс» движения хиппи отвечал бы ироничной отчужденности советских хиппи от советского общества — которая, впрочем, сочеталась с необходимостью постоянно упоминать и высмеивать обстановку, в которой они существовали и которая содержала в себе идейную искренность и веру во всеобщее предназначение.

Глава 1

ИСТОКИ

Вначале здесь ничего не было. Это было огромное пустое пространство, не заполненное советской молодежной организацией, в которой хорошо было делать карьеру, но которая совсем не годилась для души. Никакой радости, никакого веселья, поскольку официальные развлечения имели строгие ограничения и руководствовались идеологической корректностью. Если кто-то интересовался правдой, то ответом ему было молчание. Повсюду, где правда была неприглядна, царила ложь. Эта пустота не была всеобъемлющей, и она ощущалась не всеми и не всегда. Но для главных героев этой книги она была субъективной реальностью. И не только для них.

С практической точки зрения этот период — середина и конец шестидесятых — тоже был безвременьем, промежуточной эпохой. Оттепель практически закончилась. В 1964 году сместили Хрущева. Брежнев еще не сделал политического выбора между репрессиями и реформами. Было понятно, что возврата к сталинскому террору или массовым посадкам не будет. Образ жизни нонконформистов еще находился вне поля зрения советских органов государственной безопасности. Также меньше внимания уделялось мобилизации масс и их участию в официальной политической жизни, чем во времена Хрущева. Тучи начали сгущаться после демонстраций на Пушкинской площади в 1965 и 1969 годах. Последующие за ними репрессии в отношении политических диссидентов обозначили масштаб того, в какой степени КГБ будет регулировать взаимоотношения между государством и гражданином в последующие десятилетия. Но на какое-то время в конце шестидесятых движение хиппи оказалось в постидеологическом и предзастойном пространстве.

ВДОХНОВЕНИЕ

Движение советских хиппи не появилось благодаря какому-то одному человеку в одном каком-то месте. Первые признаки жизни возникли одновременно по всей стране: в Москве и Ленинграде, в прибалтийских городах Риге, Таллине, Вильнюсе и Каунасе, в украинских Киеве, Днепропетровске, Симферополе, Луганске, Одессе, Ровно и Львове, в российских Саратове и Иркутске и даже в таких закрытых городах, как Севастополь и Магадан[68]. Вполне вероятно, что на просторах Советского Союза появлялись и исчезали разные другие группы хиппи, о которых мир никогда не узнает, потому что их участники, окунувшись ненадолго в хипповскую жизнь, возвращались обратно в общество мейнстрима, унося с собой воспоминания о временах юношеского нонконформизма. Например, во Львове в одно и то же время существовало несколько групп, которые, скорее всего, даже не подозревали о существовании друг друга. В 1968 году Вячеслав Ересько основал группу «Тихий омут», а потом в 1970‐м (нелепым образом отсидев перед этим в тюрьме за нелегальное хранение оружия) — группу под лаконичным названием «Хиппи». Еще одна довольно внушительного размера компания выбрала местом своих встреч так называемый «Святой сад» — обнесенную стеной территорию заброшенного монастыря. В это же время организация под названием «Партия Свободы и Хиппи», возглавляемая 16-летней Людмилой Скороходовой, собиралась в заброшенном подвале, превратив его в свою штаб-квартиру. И если Ересько, умерший в 2011 году после продолжительной и преимущественно криминальной карьеры, был хорошо известен, то Скороходова и ее группа бесследно испарились (о том, что они вообще существовали, можно узнать только из дела, хранящегося в комсомольском архиве)[69]. И это несмотря на то, что Львов лучше многих других советских городов был представлен в летописной истории хиппи в виде трех опубликованных альманахов. В те ранние годы достаточно было всего нескольких смельчаков, которые, прослышав о западных хиппи, осмелились отрастить волосы и одеться так, что старушки на улице неодобрительно ворчали им вслед, а учителя грозили отчислением из школы. Чем ближе к западным границам находился город, чем сильнее были его исторические связи с зарубежьем, тем выше была вероятность того, что там появится зрелое сообщество хиппи. Мультинациональные города, такие как Львов и Каунас, были благодатной почвой для молодежного нонконформизма, а хиппи там пользовались преимуществами в виде трансграничной торговли и родственников за границей. Триумфально появившаяся западная рок- и поп-музыка, в первую очередь «Битлз», служила музыкальным сопровождением к поискам нового типа свободы.

Но откуда взялось это желание разорвать с официальными нормами и советским обществом? Что побуждало молодых людей за железным занавесом следовать за стилем, который сближал их с молодежью Калифорнии, Лондона и Нью-Йорка? Почему советских юношей и девушек привлекали такие же ценности, символы и лозунги, которые были близки их западным ровесникам? Все эти идеи — они были такими же или просто похоже звучали? Бывшие советские хиппи часто не могли рассказать, почему они начинали исповедовать идеи любви и мира, рисовать цветы на лицах и одеждах, собираться вместе в публичных местах и экспериментировать с новыми формами любви, наркотиков и общинной жизни. Это просто витало в