– Пожалуй, нет, – ответил он, считая, что не вправе пересказывать Нине чужую историю. – Это значит, что я – счастливый человек?

– Конечно! Хотя, может, ты просто сейчас не можешь ничего такого вспомнить. Когда-нибудь ты непременно припомнишь какую-нибудь историю, не оставившую тебя равнодушным, и подумаешь обо мне, о моих словах.

– Может, у тебя гипертрофированное, обостренное чувство восприятия всего негативного? И вызвано это определенными жизненными обстоятельствами? Потому и грубую шутку своего мужа ты приняла так близко к сердцу, а потом еще и этот поступок твоей мачехи…

Вдруг ее лицо на мгновение просветлело, она явно собралась что-то сказать, признаться ему в чем-то еще, но, вероятно, тут же передумала. Просто вздохнула судорожно и закашлялась, словно подавившись невысказанными словами.

– Знаешь, я бы, может, и не поверил тебе, если бы не пистолет, который ты мне показала, и деньги. Надеюсь, они настоящие? Вернее, мне хотелось бы, конечно, чтобы все это было розыгрышем, – признался он.

– Да разве такими вещами шутят? И пистолет настоящий, и деньги. Не расстраивайся так! Это же не ты совершил убийство, а я, я, понимаешь? И это мои грехи. А ты только помогаешь мне. К тому же, если вдруг меня все-таки вычислят и найдут, ты просто скажешь, что и понятия ни о чем не имел. Мол, мы познакомились с тобою самым обыкновенным образом, я сказала тебе, что я – твоя поклонница, влюблена в тебя, тем более что это чистая правда. Неужели ты думаешь, что я обратилась бы к тебе за помощью, если бы не была в тебя влюблена?!

– Нина! Ты не перестаешь меня удивлять!

– По-моему, ты и так должен был это почувствовать. Огромное количество женщин влюблены в тебя! Разве у тебя нет своего сайта, где женщины не признавались бы тебе в любви?

Сайт у Германа был. Только занимался им нанятый Рубиным человек, следивший за тем, чтобы все было в порядке и сайт не засорялся письмами сумасшедших влюбленных теток. Понятное дело, не обходилось и без рекламы – оттуда можно было бесплатно скачивать отрывки с последних дисков, а также заказать и сами диски.

– Я понимаю, что кому-то может понравиться моя музыка. – Герман почувствовал, что краснеет. – Но я…

– Брось, ты прекрасно знаешь, что нравишься женщинам. Ты красивый, даже очень! И чем-то похож на Джереми Айронса. Что-то в тебе есть такое… сексуальное. К тому же ты очень талантлив, и твоя музыка отражает состояние твоей души. Музыка у тебя светлая, грустная, я бы даже сказала, гениальная! Я могла бы целыми днями слушать ее.

– Если бы ты любила меня, – пробормотал он, заметно нервничая и смущаясь, – то не стала бы так меня подставлять.

– Прости. Ты же понимаешь, что рано или поздно я оставлю тебя, уйду. Мне нужно только одно: чтобы люди, занятые поисками преступника – меня, закрыли бы свои дела и расписались в своем полном бессилии.

– Но это же невозможно!

– Почему?

– Да потому, что ты тоже исчезла – просто как жена твоего мужа, Вадима! И тебя тоже ищут, только, скорее всего, как жертву. И когда же ты собираешься вернуться в свою прежнюю жизнь? Когда? И как, каким образом?! Может, все-таки тебе стоит вернуться уже сейчас и сказать, что ты пришла в себя где-то на дороге? Назови какое-нибудь место неподалеку от того места, где ты расправилась со своим мужем и его приятелем. Опиши злодея, якобы гнавшегося за тобой. Спрячь пистолет куда-нибудь подальше и поглубже. И тогда ты окажешься вне всяких подозрений.

– Да? А как же моя мачеха? Получится, что все вокруг меня погибают. А я – жива! Нет, я боюсь.

– Но ты же убила их не просто для того, чтобы стереть с лица земли, наверное, ты хотела как-то облегчить себе жизнь, избавиться от тех, кто тебе мешал, разве не так?

– Нет. Я просто приговорила их, понимаешь? Я не допустила того, чтобы меня изнасиловали, предали! И не позволила кому-то забрать мою квартиру!

– Значит, ты действительно собираешься сделать пластическую операцию и поменять паспорт?! Думаешь, у тебя получится?

– Если ты мне поможешь – да.

– Но как?!

– Тебе почти ничего не понадобится делать. Сначала надо переждать какое-то время, а потом ты отвезешь меня к одному хирургу. Я тебе скажу, куда именно.

– У тебя есть знакомые «пластики»? Может, ты уже когда-то меняла свою внешность?!

– Нет. Такими глупостями, если бы мне не приспичило, я бы никогда не стала заниматься. Я вполне довольна своей внешностью. Но когда речь идет о жизни, о безопасности… Герман, я просто жить хочу!

– Ладно, хватит об этом. Я уже пожалел, что вновь завел разговор на эту тему. Давай лучше музыку послушаем.

Она внезапно улыбнулась и, поцеловав его – быстро, мимолетно, в щеку, замерла в своем кресле, уставившись на пляшущий огонь в камине.

7

Так случилось, что они больше трех часов проспали – каждый в своей комнате. Метель расслабила их. Закрывать кур и задать им вечернюю порцию корма они отправились вдвоем. Надев валенки, проваливаясь по пояс в сугробы, они добрались до курятника.

Снег все валил и валил, забивался в волосы и шапки, залеплял глаза.

– Хорошо, что я не накрашена! Вообще-то, – кричала она, пытаясь перебороть завывание ветра и прикрываясь рукой от снега, – я всегда крашусь! А здесь, у тебя, веду себя как дома!

В курятнике было тихо и относительно тепло. Куры сидели на своих насестах и с удивлением смотрели на рассыпанный для них корм.

– Похоже, они сыты. Можно было и не приходить, – сказал Герман.

– Ты такой смешной! Кур завел. А вон тот сарайчик… там ты коз собираешься держать?

– Почему именно коз?

– Не знаю. У них молоко полезное.

– Нет, я никого там не собираюсь держать. И в сарай этот не хожу.

– Почему?

– Неприятные воспоминания.

– Зачем ты тогда его построил?

– Это не я построил.

– А кто же?

– Бывший хозяин.

– Он тоже был любителем пожить самостоятельно, в отдалении от благ цивилизации?

– Да.

– И где же он?

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Герману вдруг стало нехорошо. «Понимаешь, в жизни очень много зла. Но некоторые люди живут, ничего такого не замечая. И не потому, что они не желают видеть это зло, нет, просто оно как бы обходит их стороной. Это счастливые люди! Скажи, когда ты жил в Москве, у тебя были знакомые или родные, у которых случилась бы какая-нибудь трагедия?»

Как же он мог забыть об этом?!

Но признаваться этой чужой ему девушке о том, что он пережил здесь, в нескольких шагах отсюда, он не хотел. Все это было слишком личным. Да и какое ей дело до его душевных переживаний? Ведь она расспрашивала его исключительно для того, чтобы оправдаться перед ним, объяснить, как она могла дойти до убийства! И вообще, не проявление ли это ее грубейшего эгоизма?