– Да. Будем надеяться на лучшее.

– Будем. Так как насчёт – поесть?

– Вот прагматик …ренов. Ладно – идём. В боте должно быть пайков на две недели. На десятерых. Хватит тебе на пока?

– Ну… На «пока» – хватит. Надеюсь. А потом и зверушку какую-нибудь завалим. Да поджарим. Или спечём. (Дров-то вокруг – море!) А вот сварить, с картошечкой да морковью, какой бульончик – точно не удастся. Ты же наверняка кастрюлю захватить забыла?

Ответом было только очередное возмущённое фырканье.

Паёк оказался ничего себе – пусть по вкусу и сильно напоминал всё те же белковые палочки, но насытил неплохо.

– Рассчитан на тяжёлую работу тех, кто спасся бы на таком боте. Содержит всё необходимое. – как ему с понятной гордостью за разработавших это пресное на вкус чудо экспертов-гастрономов, сообщила Пенелопа.

– Я рад, конечно. Особенно тому, что он «содержит». Теперь вот… Ладно, спрошу проще: тут туалет-то есть? На боте. И ванна.

– О, да. Есть. Он – вон в том отсеке. Но вот насчёт ванны… – она криво усмехнулась. – Только раковина. И душ. С поддоном.

– Отлично. Ну, я пошёл.

После того, как Роджер сделал всё, что хотел, он залез на свинство, которое его напарница остроумно поддоном. Больше, конечно, это хромированное изделие напоминало простой носовой платок с чуть загнутыми краями: да и вообще поместиться на крошечном пространстве Роджеру удалось с трудом, и он оббил себе все локти, пытаясь отдраить пот и пыль, превратившуюся от пота в грязь. Но смыть всё это с тела душем на гибкой кишке удалось неплохо. Мыло так и вообще – пенилось отлично.

Роджер повздыхал. Интересно, насколько тут, в баках бота, хватит воды? И не глупо ли он делает, тратя её на помывку? Ведь пачкаться наверняка предстоит ещё много раз.

Когда вылез из крохотной кабинки душевой, обнаружил, что соседняя занята – Пенелопа тоже, похоже, ощутила последствия приёма пищи. Роджер покашлял.

– Я немного занята. – тон Пенелопы после его второго покашливания был весьма недовольным. Похоже, он мешал «сосредоточиться».

– Я понимаю. Однако вопрос важный. Насколько нам хватит воды? И не глупо ли я поступил, истратив часть её на мытьё.

– А-а, вон ты о чём. Нет, вода, которой ты мылся – всё равно не питьевая. Она техническая. Хоть и пресная. Служит для охлаждения движков и силовых агрегатов. И её там всего тонна. А вот питьевой – только полтонны. Вернее, четыреста сорок литров.

– Ага. Ну, значит, живём. – и точно. Он сразу подумал, что вода как-то странно… Пахнет – словно с реактивами. Вероятней всего – добавки, чтоб не откладывались в трубах соли.

Он прошёл в крохотную рубку, и стал последовательно открывать дверцы всех имевшихся там шкафов и ёмкостей, постепенно продвигаясь к выходному люку трюма. Делал он так на всякий случай: все ящики и шкафчики были подписаны, но – мало ли… Всегда полезно знать, насколько содержимое соответствует анонсам на надписях.

То, что он искал, обнаружилось в трюме, в весьма объёмистом ящике: несколько синтетических упругих матрацев, и тёплых, синтетических же, одеял. Разумеется, цвета хаки. Простынь спасающимся на боте явно не полагалось. Очевидно, кто-то посчитал, что это уж будет слишком роскошно. И будет способствовать утрате «боевого духа».

Он расстелил матрацы в рубке. К тому моменту, когда из кабинки душа вышла, словно пеннорожденная Афродита, его напарница, вытиравшая волосы непонятно откуда взявшимся полотенцем, он уже лежал, подсунув под голову ещё один сложенный вдвое и расстеленный поперёк, матрац – подушек не нашлось.

– Надо же. А ты – не промах у меня. Что-что, а постель обнаружил сразу.

– О, да. Куда ж без неё, без постели! В списке наших приоритетов она всегда – намбер уан! Собственно, я старался не столько для себя, сколько для тебя, моя радость. Ну, приди же, приди в мои объятья! – он, как бы в страстном порыве, протянул руки.

Пенелопа невесело усмехнулась:

– Ты ещё можешь думать о сексе?

– Тебе ответить – как? Честно или дипломатично?

– Достаточно, можешь не продолжать. Я и сама мечтаю только расположить тело горизонтально, да спать. Утомилась что-то с непривычки. Такой нагрузки ни на одном тренажёре не получишь. Да и… Понервничала я, если честно.

– Пожалуй. Так – что? Караульного оставлять не будем?

– Зачем это?

– Ну… На тот случай, если нас найдут.

– Не будем.

– Почему?

– Бессмысленно. Если нас найдут – или сразу жахнут из лазерной пушки, и испаримся мы к такой-то матери… Или применят ЗГ – звуковой генератор. Тогда бот останется цел, а мы перед смертью помучаемся: кровь потечёт из глаз и ушей, да и вообще из всех дыр и отверстий… А боевой зонд-беспилотник мы с нашим-то зрением в небе всё равно не увидим. И приборов, чтоб его засечь, на нашем боте не предусмотрено.

– Понял. Должен сказать, что умеешь ты при случае вселить оптимизма… И веры в светлое будущее. Ладно, иди уж сюда. – он, притворно вздохнув, приподнял одеяло, подвинувшись с нагретого места. Чёртовы шпангоуты, впившиеся в рёбра холодными острыми краями, тут же заставили его чуть сместиться обратно. Ровного места на – не то борту, не то – палубе, даже чтоб прилечь, имелось минимум. Впрочем, вряд ли кто-то из проектировщиков рассчитывал на то, что в боте будут ещё и ночевать. Но от мысли расставлять где-то снаружи найденную в одном из ящиков-шкафов палатку, Роджер сразу отказался.

Пенелопа мягко вдвинулась в нагретое им пространство, вначале, вроде, смущаясь, а затем и прижавшись вдруг порывисто всем телом! До него донеслось что-то вроде чуть слышного не то – стона, не то – рычания. Тело девушки затряслось. Но Роджер просто промолчал, постаравшись только понежней и покрепче прижать свою измочаленную, но чистенькую и приятно пахнущую лавандой напарницу (Не иначе, как он не заметил спрятанный где-то в крошечной ванной флакон с шампунем!) к себе.

Вскоре девушка перебралась к нему на грудь, и сотрясающие стройное миниатюрное тело рыдания начали затихать. Она глубоко вздохнула. Поводила пальчиком по густым волосам на его груди. Спросила чуть слышно:

– Считаешь меня дурой?

– Вовсе нет. Я бы тоже расстроился, если бы пришлось вдруг поменять весь уклад своей жизни, сытой, обустроенной, и комфортной, на пещеру первобытного человека. Сырую, холодную и неуютную. А именно так нам и предстоит, похоже, жить в первое время. – он старался говорить спокойно, ещё и мягко проводя ладонью по мускулистой спине, и по чуть выступающему позвоночнику, – А, может, и не в первое. Ведь как бы мы ни старались,