В тот год близ станции «Беллинсгаузен» планировалась постройка сварных хранилищ для дизельного топлива. «Минога» прибуксировала плашкоут к борту нашего теплохода. Во время загрузки плашкоут стал непривычно быстро погружаться в воду под тяжестью листового металла, ящиков со сварочным и прочим оборудованием.

Неприятности начались с того, что управляющий грузовыми лебёдками боцман Миша Таскин не смог ювелирно перенести очередной груз с кислородными баллонами, задев ими за фальшборт теплохода. Баллоны угрожающе накренились, высвободились из удавки стропа и понеслись, яко фугасные бомбы, на плашкоут, стоявший в носовой части теплохода как раз напротив трюма с грузом тротила: ни много ни мало сорок тонн. Страшно представить, если хотя бы один баллон взорвался от удара о стальную палубу плашкоута и стал бы детонатором для находящейся в трюме взрывчатки. При взрыве могло снести с лица земли две полярные станции. И бухта Ардли стала бы пустыней. Конечно, это была бы для нас лёгкая и мгновенная смерть. В то же время нелепая, как и многое в этом мире.

До сих пор вспоминается картинка из безалаберного дворового детства. Пацаны из соседнего двора умыкнули у строителей такой же кислородный баллон, затащили на пятый этаж и сбросили с балкона во двор-колодец. Взрывная волна выбила начисто все стёкла вместе с рамами в домах, окружающих двор, и докатилась до нашей неблизкой школы, разом распахнув фрамуги всех окон. Такова оказалась сила взрыва, превратившего место падения баллона в безрадостную картину, напоминавшую блокадный Ленинград после артобстрела.

Но в Книге судеб для нас была написана иная страница: баллоны не взорвались — пошли по касательной и, ударившись о деревянную тару со сварочным оборудованием, отрикошетили и камнем ушли в тёмные неприютные воды бухты. Это была всего лишь первая дань морскому богу. Мы даже испугаться не успели — только шарахнулись к противоположному борту плашкоута, и он под нашей тяжестью стал медленно крениться — не ровён час перевернётся. Пришлось срочно перемещаться обратно.

Я высвистал второго помощника капитана, отвечающего за погрузку:

— Петрович, смотри, какая комедия намечается. Похоже, вода внутри посудины.

— А ну-ка походи туда-сюда, — предложил Петрович, — посмотрим на её поведение.

Я встал на край борта, и плашкоут стал постепенно, но неотвратимо крениться на этот борт.

— Теперь давай на другой, — скомандовал второй помощник.

На другом борту картина была та же.

Петрович почесал в затылке и, резко махнув рукой, произнёс:

— Авось пронесёт! На перезагрузку времени нет. Цепляй «Миногу»! На стрёме поставим матроса с топором. Начнёт тонуть — руби буксирный трос, не жалей!

Подошла «Минога», зацепили плашкоут стальным тросом, и речной трамвайчик потащил бесценный груз. Как сейчас вижу эту картину: узкий пассажирский теплоходик времён, когда «жить стало лучше и веселей», тащит гружёный плашкоут. Богатырского виду матрос Толик стоит на корме «Миноги», как палач перед плахой: с поднятым пожарным топором на длинном красном топорище.

Будь я резчиком по кости, вырезал бы эту сцену из моржового бивня, как это делают жители Крайнего Севера, изображая оленьи упряжки и перипетии местной охоты.

Сначала всё шло хорошо, и все внимательно следили за процессом. Но как только речной трамвайчик стал делать плавный разворот, чтобы пойти прямым курсом к станции, плашкоут стал неотвратимо крениться и очень быстро перевернулся, сбросив весь груз на дно бухты Ардли. Это была вторая дань морскому богу. Богатырский матрос Толик так и остался с поднятым над головой топором. Рубить буксирный трос не было надобности, так как сам плашкоут не утонул, а просто перевернулся и в сохранности был доставлен на берег.

Я подошёл к Петровичу, на лице которого отражалось тоскливое недоумение.

— Петрович! Объясни мне неумному, почему «Миногу» зацепили так, что пришлось делать разворот? Подцепи плашкоут с другой стороны и — прямой курс на берег. Может быть, и прошёл бы он благополучно на ровном киле.

— Не допетрил! — честно признался Петрович. — Только об этом никому не говори.

У этой истории, к сожалению, был посторонний свидетель — чилийское судно «Пилото Пардо», недалеко от нас вставшее на якорь.

В тот же день, ближе к вечеру, у нас и на чилийце получили сигнал SOS от потерявшего управление судна «Калипсо» с командиром Кусто на борту. В проливе Дрейка у них вышел из строя главный двигатель, и их несло на рифы острова Ватерлоо со стороны Тихоокеанского побережья.

«Пилото Пардо» нёс на себе два морских геликоптера. Чилийцы тут же послали к месту аварии винтокрылую машину под номером 13. Машина эта была замечательная: манёвренная, небольшая, с каплевидной двухместной кабиной и с шасси на двух дутых поплавках, позволяющих ей садиться на водную поверхность. На цилиндрической хвостовой части надпись NAVAL.

Борт № 13 вылетал к Тихоокеанскому побережью несколько раз, и общими усилиями на «Калипсо» удалось запустить главный двигатель. Последним рейсом вертолёт привёз Филиппа Кусто — младшего сына командира «Калипсо». Расстояние до чилийца было не более четверти кабельтова. Когда мы увидели долговязую фигуру и скуластое лицо с крупным «птичьим» носом, то сразу подумали — сам командор пожаловал в гости. Филипп действительно походил на своего отца не только лицом, фигурой, но и жестами, и манерой держаться. В то время он уже владел собственной киностудией в Штатах, а в экспедиции исполнял роль главного оператора. Они снимали тогда очередной фильм под названием «На юг, где лёд и пламя». Съёмки велись в субантарктических водах — в подводных гротах плавающих айсбергов и на островах с действующими вулканами в районе Антарктического полуострова. Отсюда и «лёд и пламя» в названии.

На «Пилото Пардо» организовали брифинг. Филипп, выступая на нём, выразил уверенность, что французские и русские океанологи должны встретиться и обсудить проблемы, касающиеся состояния мировой экосистемы. Позднее, узнав о казусе с затоплением нашего груза и связавшись с отцом по радио, предложил помощь.

Наше руководство благородно отказалось от помощи, сославшись на плотный график. Мы форсировали все погрузочно-разгрузочные работы и переброску зимовочных составов, свернули такелаж и, дав серию прощальных гудков, эхом разнёсшихся по бухте Ардли, вышли на просторы Южного океана.

Комсомолец Че, он же экс-начальник станции «Беллинсгаузен», помахал ручкой гостеприимным чилийцам и долговязому Филиппу Кусто. Те с недоумением наблюдали за нашим внезапным отходом, наверняка сожалея, что не состоялась встреча двух научных судов, решающих общие задачи.

Наш экипаж тоже сожалел, что не удалось встретиться с командором Жаком Ивом Кусто и увидеть легендарное CALYPSO, о котором в те годы знал весь мир. По-видимому, эта встреча не была записана в Книгу судеб.

Зато комсомольцу Че в Книге