В свою очередь, эллинистические монархи нередко именовали римлян варварами, а те из них, которые вели или пытались вести борьбу с римлянами, как, например, Селевкид Антиох III или Митридат Понтийский, легко находили поддержку среди эллинского населения. Потин следовал указанной традиции. Его ненависть усиливали финансовые притязания Цезаря, а также то обстоятельство, что он стал любовником Клеопатры. Потин, будучи евнухом, с неприязнью относился к любовным связям. Слухи, что он пытался убить Цезаря, могли быть вполне обоснованными. Конечно, Потину трудно было бы выполнить такое намерение, так как Цезарь не терял бдительности, да и всякий, кто покусился бы на жизнь полководца, не ушел бы от возмездия.

Напротив, у Клеопатры было немало причин для того, чтобы поддержать Цезаря. Она не могла не подчиниться обаянию его незаурядной личности, тем более что, он и был намного старше. Но кроме этого она хотела продолжать политику, начатую ее отцом. Прежние эллинистические государства, например Македония или царство Селевкидов, были все-таки покорены Римом. Свою относительную независимость сохранял пока только птолемеевский Египет, именно потому, что его правители не оказывали открытого сопротивления римлянам. В противном случае их страна была бы вскоре завоевана могущественным соседом.

Клеопатра следовала этой традиции. Но были у нее и другие, далеко идущие замыслы. Став любовницей Юлия Цезаря, она решила попытаться восстановить монархию Птолемеев во всем ее былом великолепии. Впоследствии Плутарх так писал о личных свойствах царицы, поставившей перед собой подобную цель: «Говорят, она не обладала той необыкновенной красотой, которая сразу покоряет людей. Но тем не менее ее очарованию трудно было противостоять. Привлекательность этой женщины коренилась в ее личности, умении говорить, в той особой силе духа, которая проявлялась и в ее речах, и в ее действиях и подчиняла ее обаянию тех, кто общался с нею. Говорят, что самый звук ее голоса завораживал…» (Антоний) Шекспир, ознакомившийся с этим описанием по переводу сэра Норта, понял природу этого обаяния как некий высокий дар, своего рода природный аристократизм. Что до внешности Клеопатры, то остается только сожалеть, что не сохранилось ни одного ее скульптурного изображения (по крайней мере, ни одного, которое можно было бы точно идентифицировать). Дошли до нас, правда, портреты ее на монетах того времени, хотя и здесь были споры о том, верно ли она изображена. По некоторым из них, по-видимому, действительно можно судить о ее внешности (по таким, например, как александрийские монеты 47 – 46 гг. до н.э.).

Александрийские портреты выдержаны в греческом стиле. Голову царицы венчает металлическая диадема, похожая на те, которые, насколько можно заключить по сохранившимся изображениям, носили и прежде египетские цари и царицы, – сделанные по образцу диадемы Александра Великого (последняя, в свою очередь, считалась подобной диадеме Дионисия; об этом писал Диодор. Судя по этим портретам, у Клеопатры был большой рот и длинный нос (черта, унаследованная от отца). Голова Клеопатры была искусно завита, согласно эллинистической моде; волосы собраны были на затылке в пучок. Подобная прическа также была у прежних цариц Египта, таких, как Арсиноя III. Впрочем, нельзя исключить, что она носила парик. Ношение париков в то время применялось уже давно, и сохранился позднейший памфлет, превозносящий соперницу Клеопатры, Октавию, где подчеркивается, что у последней – настоящие волосы.

Искусство косметики было развито в Египте издревле, и Клеопатра, конечно, не была чужда этой национальной традиции, хотя сама и не была египтянкой. Сурьмой и ламповой сажей пользовались для подкрашивания бровей и ресниц, охрой красили губы, а ногти, подошвы ног и ладони красили хной. Но не только в Египте, а и во всем эллинистическом мире женщины занимались макияжем. Краска и пудра применялись, по крайней мере, с IV века до н.э. Знакомство Клеопатры с этим искусством отчасти подтверждается тем, что ей приписывается трактат по лечебной косметике. В данном случае не так важна подлинность авторства, как то, что именно ее считали возможным автором. Сохранился несколько загадочный отрывок из этого трактата:

«Следующее средство, применяемое вместе с маслом или помадой, лучше всего действует при выпадении волос или ресниц или при облысении. Взять одну часть из пепла домашних мышей, одну часть из сожженного волокна виноградного листа, одну часть из сожженных лошадиных зубов, одну часть медвежьего сала, одну часть костного мозга оленя, одну часть коры тростника. Растолочь в сухом виде и смешать с большим количеством меда, до получения однородной массы; сало и костный мозг добавлять, когда расплавятся. Снадобье хранить в медном флаконе и растирать облысевшие места, пока не вырастут волосы».

Если Клеопатра и не нуждалась в подобном лекарстве, то нуждался ее любовник Цезарь, который пытался прикрыть лысину лавровым венком.

Вместе с Цезарем и Клеопатрой во дворце находился тринадцатилетний Птолемей XIII. Должно быть, его неприятно поразило возвращение враждебной ему единокровной сестры, а еще больше то, что она стала любовницей Цезаря. На следующее утро после прибытия Клеопатры ее брат был приглашен навестить Цезаря, но, увидев их вдвоем, выбежал из комнаты, пугая своих сторонников и друзей, собравшихся во дворце, криками, что его предали и для него все кончено. Выскочив на улицу, он, говорят, сорвал с головы царскую диадему и бросил ее на землю, взывая к людям о помощи. История придворной жизни Птолемеев свидетельствует, что подобное действительно могло произойти, хотя, возможно, поведение юного царя было спровоцировано Потином, который уже распространил слух, что Цезарь сделает Клеопатру единственной правительницей. Такое поведение Птолемея, конечно, сразу же вызвало беспорядки в городе, и разъяренная толпа горожан и царских солдат осадила дворец. Однако легионерам Цезаря удалось затащить Птолемея во двор, а сам Цезарь вышел к воротам и уговорил собравшихся разойтись, заявив им, что примет решение, которое их удовлетворит.

До этого драматического происшествия Цезарь предпочитал делать вид, что держится в стороне от происходящих событий, осматривая городские достопримечательности и посещая диспуты ученых. Теперь же он с удвоенной силой стал разъяснять и проводить в жизнь свою миссию третейского судьи. Дело тогда завершилось показным примирением между царственными братом и сестрой, в честь чего был устроен пир. Цезарь решил закрепить перемирие, объявив, что Кипр, аннексированный римлянами десять лет назад, возвращается Птолемеям. Однако он передал этот остров во власть двух других наследников – Арсинои IV, с которой Клеопатра была во вражде, и Птолемею XIV, которому было всего одиннадцать лет. Таким путем Цезарь хотел снискать расположение александрийцев. Правда, для Клеопатры это событие было, по понятным причинам, не так уж приятно. Возможно, римлянин объяснил ей, что это – лучший способ убрать Арсиною с дороги. Однако оба новых правителя Кипра на время кризиса были на всякий случай оставлены во дворце под присмотром Цезаря. В любом случае последний сделал удачный ход. Возвращение территории, находившейся уже под управлением римлян, пусть это было и формальностью, не могло не смягчить антиримской критики в Александрии.

* * *

Царский квартал, находившийся в восточной части Александрии, тянулся на милю вдоль берега моря. Он занимал от одной четверти до одной трети площади всего города. Здесь находилось множество храмов и садов, украшенных статуями. Среди цветов и деревьев стояли здания мусейона и библиотеки, казармы царских гвардейцев, усыпальницы Александра и Птолемеев. Над всем эти господствовало стоявшее на берегу здание царского дворца, по-видимому самое великолепное и элегантное в Древнем мире. Определенное представление об этой резиденции царей может дать дворец эллинистических времен, открытый во время недавних раскопок в Македонии. Правда, это была отдельно стоящая царская резиденция, Александрийский же дворец представлял собой, по сути, дворцовый комплекс, вроде резиденции китайских императоров в Пекине или султанов в Стамбуле. Во время описываемых событий, согласно официальному ритуалу, Цезарь и Клеопатра (хотя они много времени проводили вместе), как и Птолемей XIII, имели резиденции в разных корпусах дворца, и у каждого из них была своя свита. Среди приближенных юного царя главенствовал по-прежнему Потин. Свита Клеопатры была тогда наиболее скромной. Потому что мало кто из александрийской знати ее поддерживал.