И они потащили его из зала к подземной клетке, где днем держали огромного зверя.

Земзем подслушивала. Она побежала к Зобейде и все ей рассказала. Принцесса пребывала в глубокой печали и отчаянии. Но теперь, как зачастую бывает, она вытерла слезы. Ибо, хотя она была мягкой, эмоциональной, обычной женщиной, она забывала о мечтах и обращалась к действиям, когда встречалась с серьезной опасностью. Так случилось и сегодня. Она должна спасти своего возлюбленного. Она знала, что о силе не стоит говорить и что невозможно спорить с отцом и умолять его. Оставалось одно оружие: взятка. Она сняла с шеи нить из пятидесяти бесценных, прекрасно подобранных черных жемчужин, распустила ее и отдала сверкающую темным светом горсть Земзем.

– По жемчужине каждому солдату из охраны! – сказала она. – Пусть Ахмеда безопасно проведут через секретную дверь на улицу!

Земзем поспешно убежала. Солдаты из охраны подчинились охотно и с радостью. Они сами были рабами, в их сердцах не было злобы или ненависти, они по-настоящему восхищались Багдадским Вором. Кроме того, им досталось сокровище, по бесценной жемчужине для каждого, и никакого риска попасться. Разве кто-нибудь узнает об этом? Они не скажут; принцесса не скажет; Ахмед не скажет; горилла не сможет сказать! Итак, они быстро и тайно провели Ахмеда потаенной тропой в небольшой, обнесенный стеной сад с резким запахом календулы и едкой, назойливой сладостью красного жасмина, затем по подземному ходу, который тянулся почти милю, и через хитроумный, прикрытый травой люк на пустую, безлюдную улицу. Напоследок ему пожелали:

– Да защитит тебя Аллах, о Багдадский Вор!

И там он сидел, наедине с телесной болью и болью душевной, пока солнце не умерло в медно-коричневой дымке и на западе не вырос месяц, вонзающий свои тонкие рожки в сердце мужчины, бесстрастного, спокойного, безразличного.

Там он сидел всю ночь, доколе ветер не прогнал сумерки на восток и небо не окрасилось нефритово-зеленым цветом раннего утра; доколе вместе с солнцем, поднимающимся все выше и выше, со стороны дворца не разнесся громкий рев труб и стук барабанов; вскоре после этого Птица Зла, который спасся с помощью одного из солдат, присоединился к другу и рассказал ему, что произошло.

Оказалось, что после разоблачения вора халиф пошел к дочери и потребовал:

– Выбери другого мужа! Я приказываю!

Зобейда решительно настаивала: несмотря ни на что, она любит Багдадского Вора, и наконец ее отец, потеряв терпение, сказал, что он сам выберет ей мужа из трех принцев, и ушел от нее в ужасной ярости. Затем Зобейда поняла свою беспомощность. И она повернулась к своим рабыням, Земзем и Терии, которые находились в комнате.

– Что мне делать? – спросила она.

И снова Терия, предсказательница, рассыпала горсть марокканского песка. Снова золотые песчинки постепенно сформировали силуэт, напоминающий розу.

– Рожденная Небесами! – воскликнула она. – Надежду свою не теряй. Посмотри! Роза остается, и выйдет из этого что-то хорошее. Это точно. Тот, кто первым коснулся розового дерева, и будет твоим мужем!

– Но… что мне делать?

– Не предавай пески Мекки. Отложи исход. Ты должна выиграть время!

И Зобейде пришлось пойти к халифу, поприветствовать его, расцеловать его руки и вымолить прощение.

– Отец мой, – просила она. – Я сама не знаю, что у меня на уме.

– Очень хорошо. Я сам сделаю выбор за тебя.

– Нет-нет! Оставь решение Кисмет, Судьбе!

– Как, дочка?

– Прикажи трем принцам уйти, пошли их в дальние земли на поиски какого-нибудь редкого сокровища. По прошествии семи лун позволь им вернуться. Тот, кто принесет сокровище более редкое, будет моим мужем. Тем самым он заслужит мою любовь!

Халиф одобрил предложение дочери, как и три принца; и теперь под громкий рев труб, битье барабанов и трепетание знамен они покидали Багдад, согласившись вернуться в конце седьмой луны.

Тем не менее утром его предсказательница, находясь в трансе, сделала заявление, которое глубоко озадачило халифа:

«Три жениха выходят из ворот,

Но четверых судьба ее ведет».

Принц Индии, ехавший в своем золотом паланкине на спине слона, слегка улыбнулся. Он был уверен в поисках, уверен в их исходе. Боги и предки помогут ему.

Улыбался, полулежа на носилках, и принц Персии, такой же самоуверенный, как и первый. Его богатство неописуемо. Зобейда хотела редчайшее сокровище мира? Очень хорошо. Он найдет его. Он купит его, даже если это будет стоить доходов тысяч городов.

Улыбался, наконец, сидя в своем паланкине, и принц Монголии. Но по лучшим, более разумным причинам, чем первые двое; он говорил Вонг К’аю:

– Теперь, когда я увидел принцессу, у меня есть еще одна причина завладеть Багдадом. Многие торговцы, купцы и погонщики верблюдов каждый день уходят из моей страны в землю арабов. Многие придут за следующие семь месяцев. Я пошлю солдат в облике носильщиков, несущих дары. Оставайся и ты здесь, в Багдаде, чтобы контролировать их, чтобы обучать их, подать им сигнал, если придет время. Создай мне армию в стенах города. Ибо те, кто придет сюда в течение следующих семи месяцев, будут моими лучшими воинами, скрытыми под масками слуг. Редчайшая вещь в мире? Да, я буду искать ее! Но если у меня не получится, у меня все равно останется куда более редкая вещь – сила! Мы завоюем Багдад, несмотря на его толстые стены! Мы завоюем его изнутри, когда мирные монгольские торговцы сменят свои шелковые халаты на кольчуги, счетные книги – на щиты из кож буйволов, а перья и чернила – на пики и ятаганы!

Итак, три принца оставили Багдад, пока Птица Зла нашептывал на ухо Ахмеду:

– Принцы вернутся на седьмой луне с сокровищами. Тот, кто принесет самое редкое, женится на принцессе. Пойдем, если ты все еще хочешь украсть ее. Посмотри! За тобой тайная дверь. Она помогла тебе выбраться. Несомненно, она поможет тебе снова попасть внутрь и найти дорогу через туннели с тиграми. Но, – рассмеялся он, – в этот раз тебе не понадобится египетское лекарство. Принцесса любит тебя. Она пойдет с тобой по собственной воле.

– Я ее не достоин!

– Глупец! Глупец! Глупец!

Но Ахмед не ответил. Он ушел, чувствуя боль в сердце и душе; в древних арабских хрониках отмечено, что, когда он шел, с ним случилась странная вещь.

«Ибо, – гласят древние хроники, – когда Багдадский Вор повернул на площадь Одноглазого Еврея, ему внезапно показалось, будто загадочная сила появилась из ниоткуда, громко трепеща крыльями, словно крыльями его души, его собственной души, мучимой, страдающей, пытающейся выбраться из клетки бренной плоти. Неуклонно эта сила призывала его, неотразимо, непреодолимо, пока – он не знал, как