— Как все устаканится, вызову. И на всякий случай…

Открылась дверь, вошел все тот же безмолвный личный слуга шефа, протянул каждой из нас по коробочке, перевязанной алой ленточкой с бантиком.

— Это подарок, от меня, — шеф улыбнулся.

Старательно и торопливо открываем коробочки — в каждой новейшая модель сейра со встроенным телефоном. Ультратонкая, ультрапрочная, ультрамодная!

— Спасибо! — Я подскочила, звонко чмокнула невозмутимого Исинхая в левую щеку. Мика повторила то же самое, поцеловав в правую. И кто-то смутился, и это были не мы.

— Потрясная вещь. — Микаэлла рассматривала сейр с восторгом.

— Люблю женщин, — шеф усмехнулся, — дашь цацку, и они про все неприятности забудут.

— Это не цацка, — обиженно заметила Мика.

Исинхай только улыбнулся. Затем напомнил:

— Время.

Мы торопливо допили коктейли, подхватили свои подарочки вместе с упаковочкой и встали, собираясь уйти.

Прощаться тут было не принято, мы и не прощались. Однако уже на выходе услышали:

— Киран, в твоем сейре мой личный номер. Будут проблемы, звони.

Я так и замерла. Ну откуда у меня могут быть проблемы? Повернулась к шефу, встретила его мрачный взгляд. По спине холодок прошелся.

— А могут быть… проблемы? — тихо спросила я.

Он чуть заметно кивнул и с намеком произнес:

— Наши есть везде, Кир. Даже на Иристане. Идите.

— Иристан, Иристан… Кир, ты эту планету знаешь?

— Первый раз слышу, — ответила я, переименовывая номер, значившийся под цифрой один, в «SOS».

Точеный прислушивался к нашему разговору, но сам не влезал. А мы точно знали, что и ему на карточку пришли деньги, как и договаривались.

— Это получается, все закончилось? — спросил он, подвозя нас к общаге.

— Получается, что так, — Мика перегнулась через сиденье, обняла его за шею, прижалась и грустно прошептала: — Пока.

— Пока, малыш, — Точеный сжал ее ладошки. Когда Микаэлла его отпустила, как бы настал мой черед, но я не могу, как она, обниматься со всеми. — Прощай, Пантеренок.

Точеный меня обнял, потрепал по плечу и открыл двери, выпуская нас.

— Пока, — сказала я, пытаясь сдержать эмоции.

А у служебного входа в общагу нас ждала незнакомая женщина в серой форме.

— Пойдемте, — приветливо сказала она и завела нас в обход систем идентификации. Едва мы оказались внутри, сообщила: — Вас ищут, переодевайтесь в тренировочные костюмы, спускайтесь в четвертый зал: он нижний, и его еще не обыскивали. Все это время вы тренировались, ясно?

Нам два раза говорить не надо. Хорошо, что косметику смыли у Исинхая. Надев тренировочные акеши, мы сгрузили одежду в пакет, передали на хранение новой знакомой и босиком рванули по служебной лестнице вниз.

В четвертом тренировочном зале, подхватив эенги и заняв позицию на матах, начали вяло изображать тренировочный бой.

— Ну и денек, — сказала Мика, нанося удар сверху.

— И не говори. — Принимаю на эенг и ударяю ногой в сантиметре от подруги.

В следующее мгновение распахнулась дверь. Так сказать, в «разгар» нашей тренировки ворвались двое полицейских, один препод и собственно наш ректор. Тот самый, который так и не простил преподнесенного ему перед всеми крема от геморроя, причем мы дарили в фирменной упаковке, с примелькавшимся в рекламе логотипом. Короче, мы потом долго просили прощения.

Именно ректор смерил оценивающим взглядом наши тренировочные акеши, обратил внимание на потные лица и затрудненное дыхание (бежали-то мы быстро). Недоверие сменилось удивлением. Атоло Горс стремительно подошел к стене, ввел код, подключился к системе, задал вопрос:

— Студентки Дрейг и МакВаррас, время занятий?

— Пять часов, сорок семь минут, — безэмоционально ответил электронный голос.

Да, спецы Исинхая — это спецы Исинхая. Слов нет, одни восторги.

— Еще вопросы? — Ректор повернулся к полицейским.

Те смерили нас недовольными взглядами и молча удалились. А мы остались, и ректор тоже.

— Отбой в десять, — нервно произнес ректор Горс, — что вы здесь делаете?

Ответить решилась я, тем более мне было что сказать.

— Прошу прощения, сэр Горс. К сожалению, мастер Лоджен в последнее время излишне… взыскателен к моим навыкам боя, вот мы и…

— Два часа ночи, — прорычал глава университета, — марш спать!

А мы и не против. И, вернув эенгам прежний вид, поторопились покинуть тренировочный зал. Вскоре мы уже сладко спали, отправив завалившему звонками Эду сообщение, что у нас все хорошо.

* * *

Проснулась я от надоедливого: «Кира, сообщение от мамы. Кира, сообщение от мамы. Кира, сообщение от мамы. Кира, сообщение от мамы».

Потянулась к сейру, ругая себя, что уже подключила прежний номер телефона, и прочла: «Киран, дочь моя, жду дома!».

— Что там? — сонно отозвалась Мика.

— Мама ждет дома. — Я села на постели, задумчиво уставившись на ультратонкий подарочек шефа. — И это очень странно.

— Так выходные, — Микаэлла, в нежно-розовой пижамке, потянулась, — просто соскучилась.

— Если мама «просто соскучилась», она пишет: «Пантеренок, приезжай к мамочке», — задумчиво ответила я, все так же глядя на сейр. — Какое-то совсем не типичное сообщение от мамули… Не нравится мне это.

— С тобой поеду, — мгновенно приняла решение Мика.

Я послала ей воздушный поцелуй и решила перезвонить маме, узнать, в чем дело.

Не знаю, в чем там было дело, но явно случилось что-то очень паршивое! Когда после девяти пропущенных звонков мамочка к телефону так и не подошла, я уже не просто волновалась, я начала с ума сходить от тревоги, я одеяло начала грызть от отчаяния. Мика тоже сидела и встревоженно смотрела на меня. Потом взглянула на часы:

— Восемь, нас до девяти никто из общаги не выпустит, пропусков-то у нас уже нет, — прошептала она.

Я это знала и потому снова и снова нажимала на кнопку вызова. Решив, что прежний мой номер, возможно, был заблокирован переговорной компанией, я перешла на новый, который был прикреплен к сейру, подаренному Исинхаем, и позвонила снова. И что невероятно и удивительно — мама ответила почти сразу.

— Мам! — заорала я, едва родное лицо появилось на экране… Но мой голос упал до шепота, едва я ее рассмотрела. — Мм… мама?

Такой я ее никогда не видела! Мы с мамой очень похожи, у меня ее глаза, такие же темно-зеленые, но у мамы волосы светлее и вьются, мои иссиня-черные и прямые. Но суть не в этом — в маминых волосах я отчетливо разглядела две седые пряди на висках… Один бледный синяк на скуле, искусанные губы и красные, заплаканные глаза. А самое жуткое — в зеленых маминых глазах я отчетливо разглядела страх, едва она поняла, что на экране отражаюсь я.