В центре внимания: 30 марта. Вернулись в программу Top of the Pops со вторым синглом Purple Haze, вышедшим в День святого Патрика, который теперь был на пути к третьему месту в чартах. На этот раз предварительно записанный мощный минус и добросовестная вокальная партия – два крутых трека и, конечно же, импровизированное соло Джими. На обложке Митч все еще с волосатой модной стрижкой, Ноэль в полосатой рубашке, Джими, сменивший старую армейскую куртку на черный камзол, рубашку с широкими рукавами, и с туго завязанным шелковым шарфом на шее.

В центре внимания: 31 марта, театр Astoria, Лондон. Первый концерт первого тура Джими по Британии – совместный тур с The Walker Brothers, который является для них прощальным. Два концерта в день в течение тридцати одного дня подряд, без выходных, он делил сцену с Энгельбертом Хампердинком и Кэтом Стивенсом. Джими собрал специальный новый сет из пяти песен: Hey Joe и Purple Haze, плюс Can You See Me и пары новинок: фанковой Foxey Lady и заводной заключительной Fire. Все они из еще не изданного альбома, сыгранные перед аудиторией, убаюканной мирной смиренностью Энгельберта и теперь с нетерпением ожидающей хриплого, безмятежно-спокойного, ласкового и глубокого голоса Walker Brothers.

Вы гоните?!

Но это не все. Джими припас еще кое-что. Перед выступлением Чес, Джими и Кит Алтам, славный парень из журнала New Musical Express, шутили о том, что было бы символично поджечь гитару Джими, пока тот играет Fire. Представляя, как бы это было круто и как все были бы шокированы. «Ладно, у тебя все равно ничего не выйдет», – замечает Чес. Не получилось бы так легко поджечь гитару.

«Ну, если только не облить ее чем-то горючим» – добавил Кит.

Глаза Чеса мигом загораются. Он поворачивается к Джими и говорит: «Если взять жидкость для зажигалки, то она просто сгорит, а с гитарой ничего не случится».

Джими смеется, так тому и быть. Ха-ха-ха! Он, конечно же, шутит. Или нет? Все продолжают смеяться, пока группа не выходит на сцену. Поехали!

Выступление начинается молниеносно. Примерно половине зрителей нравится. Другая половина не знает, куда смотреть, как сидеть и что им вообще делать. Потом Джими бочком подходит к краю сцены перед последней песней вечера Fire, надевает облитый горючей жидкостью стратокастер, подносит к нему зажигалку и – ничего. Он пробует снова – безрезультатно. Пробует еще раз – ничего.

Забей, Джими.

Он быстро щелкает в последний раз – и в воздух взлетают большие зеленые языки пламени.

Джими размахивает гитарой у края сцены и начинает кричать:

– Вот так!

Люди в ужасе!

– Давай, детка!

Люди боятся!

Джими смеется, он беззаботно покачивается, играя свое соло, и подначивает: «О! Подвинься, Ровер, и уступи место Джими…»

Толпа, наконец увидев его таким, каков он есть, пришла в восторг – на расстоянии. Играющим зубами, играющим за спиной, делающим то, что мог делать только он – цветной мальчик в клоунской одежде и с опасной улыбкой.

Джими задорно жжет: «Тебе нравится, детка?»

Да, конечно (потягивая сладкий чай с молоком, оттопырив мизинец).

После этого в раздевалке началось столпотворение, потому что толстые краснолицые охранники убежали на поиски обугленной гитары, чтобы показать ее полиции. Такое нельзя допускать! Срочно запретить! А если бы он спалил нахрен все? Он мог бы всех убить!

Фронтмен Walker Brothers Скотт Уокер кипел от злости в своей гримерке от этой тупой попытки превзойти его на сцене. Он что, блядь, серьезно поджег гитару?

Однако все налаживается, как только они отправляются с концертами в Ипсвич, Вустер, Лидс, Глазго, Карлайл и так далее. Каждый вечер новый город… Джими нравится быть главным на сцене, привлекать внимание. А Кэти прикидывается спокойной, позволяя Джими делать свое дело, «подставляя другую щеку». Она ждет, когда он вернется, закончит трахаться со всеми этими безымянными телками, которые поджидают его в туалетах, после чего: спасибо, детка, пока-пока.

Скотт и Энгельберт тоже на все закрывают глаза, понимая, что именно Джими собирает кассу. Теперь Джими задает тон: «Фиолетовый туман окутал мне мозги / И все вокруг кажется другим…»

Кэтлин Мэри Этчингем сейчас живет в Австралии. Уже много лет. Из-за разницы во времени я звоню ей почти в полночь для меня и почти в девять утра для нее. Я беспокоюсь, что мог разбудить ее, но ясность в голосе, энергия и тепло убеждают, что все в порядке.

«Привет, Мик! – она почти кричит, полная утреннего веселья. – Нет, ты меня не разбудил. Сегодня я проснулась в шесть утра. Здесь так чертовски жарко!» – она смеется тем удивительно приветливым и дружелюбным голосом, который говорит о ее дербиширском происхождении. Простая. Милая. Неудержимая. Кэти будет семьдесят три года, когда выйдет эта книга, но вы никогда не догадаетесь об этом, разговаривая с ней по телефону. Ее голос молод и весел. Но она совершенно точно может дать любому отпор.

С середины 2000-х она живет в Мельбурне на берегу залива.

«Тут тропы и велосипедные дорожки. Здесь все очень непринужденно».

Я отмечаю, что мне очень понравилось читать книгу Кэти «Глазами цыганки», впервые опубликованную в 1998 году. Особенно трогательной оказалась история ее детства. Дочь Чарльза Этчингема, добродушного ирландца с нулевыми амбициями из Дублина, чрезмерно любившего выпить, и матери-англичанки Лил, которая сбежала из семьи – маленького дома с террасой в центре Дерби, с уличным туалетом и жестяной ванной, – когда Кэти было всего десять лет. Она вернулась через три недели – и тут же снова уехала, на этот раз навсегда, забрав с собой постояльца Тома. Тому было двадцать лет. Лил было пятьдесят.

Поэтому Кэти и ее младшего брата Джона отправили жить в Дублин к Валери, сестре отца. У тети Вэл своих детей не было, она кормила Кэти и Джона кашей и вареной картошкой и дважды в день водила их в церковь.

Они сбежали. Околачиваясь возле порта в Дун-Лаогэре, притворились детьми другой большой семьи и каким-то образом без билета сели на паром и вернулись обратно в Англию. Удивительная история для 1957 года, но, наверное, именно такое начало приключений привело ее к лондонским тусовкам с темпераментными звездами.

Ее брат остался с отцом-алкоголиком, а Кэти переехала жить к ранее неизвестной сводной сестре Джин, которая презирала ее за внешность. «Джин была простушкой», – пишет она в своей книге. И всегда ядовито называла Кэти «хорошенькой», отворачивая ее фотографию к стене.

Кэти снова убежала и приехала к тете Лил, чьей «большой страстью были азартные и карточные игры» и чье сердце принадлежало двум волнистым попугайчикам. Когда один из них напал на Кэти, она схватила его и сжала до смерти. На этот раз ей пришлось уехать жить к тете Кэтлин в Дублин. Кэтлин и ее муж Дермот желали ей добра. Именно тетя Кэтлин тогда устроила так, что юную Кэти отправили в школу-интернат при монастыре Святой веры в Скеррис, прибрежном городке в Фингале, где монахини занимались тем, чем славились на весь мир – превращали жизнь учениц в сплошное страдание.