Если бы не этот случай с псом, то и тот случай с нелепым восторженным признанием Раневской можно было бы считать за наивную девичью влюбленность. Но теперь безродная псина открыла нам глаза на самое глубокое чувство, которое пронесла Фаина Раневская через всю свою жизнь: она безумно полюбила однажды Станиславского. И любила его все свои годы. Ее самоотверженная игра на сцене и в кино, вся ее жизнь, которую она превратила в долгий спектакль с множеством актов, — это дань ему, это попытка признания в любви. Она возложила свою жизнь на действительный алтарь любви — любви к великому мастеру.

Раневская не могла играть — она могла только жить. И поэтому она осталась одна. Потому что у нее была одна любовь. И если она не могла быть с этой любовью — она не могла быть ни с кем иным.

Что интересно: многие ли из нас помнят себя в таком — пятилетнем возрасте? В этом еще одна уникальность Фаины Раневской: она не только помнит себя, но и помнит, кем чувствовала. Впрочем, за этим кроется ее способность характера к самому глубокому переживанию.

Дело в том, что, как таковой, самой по себе памяти не существует. Человеческая память хранит не все какое-то прожитое время, а события из того времени. Разве же не так у вас? Вы помните события какого-то дня, а вот весь ход того дня вы можете разве вспомнить всегда? Тем более что касается наших юных лет: память хранит, впечатывает в себя те или иные моменты, в которых мы переживаем сильнейшие эмоциональные потрясения.

Для Фаины Раневской в ее пять лет таким потрясением стала смерть брата. Он был маленьким, Фаине было его на самом деле очень жаль. Она помнит, что очень плакала в те минуты. И тут — внимание! — она украдкой поглядывала на себя в зеркало: а как я выгляжу, когда плачу?

Главным чувством, которое заставило память сохранить этот кусочек из жизни, безусловно, было горе. А вот это подглядывание за собой отложилось как попутное чувство. Лично для меня оно является очень важным. И вот почему.

Любоваться на себя в зеркало — дело совсем обычное для маленьких девочек. Но девочка Фаина зеркал не любила. Потому что она на самом деле в детском возрасте была некрасивым, неуклюжим ребенком. Вот ее старшая сестра Изабелла была красавицей. Это бесспорно. А Фаина — нет. И эту свою некрасивость она не просто чувствовала сама — об этом ей прямо и косвенно доводилось слышать и от своих сверстников, и от жестоких взрослых. Дело в том, что ее отец, Гирша Фельдман, был не только богатым евреем, но и, как бы сказали сейчас, видным общественным деятелем для Таганрога, где они жили. Как известно, у таких людей сколько друзей, столько и завистников. Вот и приходилось Фаине не единожды слышать за спиной: «Бедненькая… такая некрасивая… А вот сестричка…»

У маленькой Фаины был еще один недостаток — она заикалась. И чем больше волновалась — тем больше. Все это в определенной мере обособило девочку даже в родительском доме. По-настоящему защищенной она находила себя только с матерью, а вот отец был привязан больше к ее старшей сестре Белле.

То самое первое воспоминание о себе, как об актрисе, не было единственным проявлением ее таланта в детстве. Чуть позже маленькая Фаина нашла для себя и своих домашних развлечение. В их дом часто заходили нищие, юродивые — просили подаяние. Как правило, их провожали на кухню, где немного кормили, давали продуктов с собой. И вот когда вечером вся семья собиралась в доме, маленькая Фаина преображалась в нищенку. Для этого ей служил один-единственный платок служанки. Она так мастерски умела перевоплощаться, так меняла свой голос, интонацию, что в доме в первый раз стояло немое удивление и восхищение. А когда «нищенка Фаина» зашла на кухню и стала просить кухарку дать ей хлебца кусочек, та тут же протянула ей ломоть хлеба, полностью уверенная, что перед ней действительно чужая бедная девочка.

Фаина каждый день ожидала прихода нищих — она запоминала новые движения, мимику, жесты, слова, интонацию. А вечером — маленький театр в доме. Причем изо дня в день она изображала маленькую нищенку с все большей реалистичностью, и отец однажды попросил прекратить эти спектакли: он вдруг увидел в них дурное предзнаменование.

Что ж, Фаина загрустила, но ненадолго. Отправлялась ли она гулять на улицу, или сидела дома — она впитывала, как губка воду, поведение и характеры ее окружающих. А потом… Потом в родительском доме вдруг появлялся бакалейщик с соседней улицы, почтальон, пекарь…

Был случай и куда курьезнее. Однажды маленькая Фая вместе со служанкой как-то попала в кабак. Ее настолько потрясло увиденное, разговоры, поведение подвыпивших и откровенно пьяных людей, что некоторое время она стояла, остолбенев. А потом… потом эта ненасытная душа вбирала в себя все увиденное, услышанное, прочувствованное. Пришел вечер, и тут перед домашними появился новый спектакль: Фаина показывала кабак. Не зная и не понимая значения матерных слов, выговаривая их наполовину неправильно, она изображала подвыпившую публику кабака, изображала так натурально, что мать испугалась: она подумала, что девочка в самом деле чего-то выпила и захмелела. Когда же поняла, что Фаина изображает пьяных, немедленно надавала девочке по губам. Отец на некоторое время потерял дар речи: в его доме, в его присутствии из уст его маленькой дочери звучали такие матерные слова, которые здесь никогда не произносились.

Шок взрослых скоро прошел. Фаина увидела, что сделала что-то очень плохое, но она не могла понять чувства родителей. Мать бросилась объяснять ей, что сказанные ею слова — очень-очень плохие…

Этот театральный талант, умение проникнуть в чужую жизнь, сыграл немалую роль в жизни уже в детском периоде Фаины Раневской.

И вот что здесь я бы хотел подчеркнуть. Уже тогда, в детстве, в Раневской отобразилась ее исключительная черта игры — она не играла, она жила в образе.

Хотите посмотреть, как это было на самом деле?

Итак, маленькая Фаина Фельдман вырастает до того возраста, когда нужно идти в гимназию. Для самого Гирши Фельдмана, человека, который в свое время получил право своим исключительным талантом финансиста и экономиста жить там, где бы хотел; человека, пробившегося в высшие слои общества (пусть то и было только в Таганроге); для еврея Гирши Фельдмана гимназия значила многое. Она для такого человека была доказательством его истового желания и возможностей устроить будущее своих детей. Он был горд тем, что его дети учились вместе с другими в лучшем городском образовательном учреждении. К слову заметим, гимназия тоже была необыкновенна счастлива иметь у себя в учениках детей одного из богатейших людей города. К тому же очень отзывчивого и щедрого. Гирша Фельдман был меценат по своему духу. К черту всякие глупые убеждения, религиозные и идеологические, когда речь идет о реальном благополучии одних и реализованном, вполне человеческом желании других. И это правильно.

Маленькая Фаина боялась гимназии. Ее юная душа, уже успевшая рядиться в самые разные одежки и понявшая подсознательно богатейший духовный мир человека, противилась уже единой форме гимназисток, единому распорядку, единым правилам для всех. Но с этим, может быть, девочка Фаина и справилась бы. Но два момента делали ее жизнь, учебу в гимназии невыносимой: ее некрасивость, угловатость и заикание.