воины. Хотя и они превосходят в боевом качестве многие армии Галактики. Но на моем фоне даже Префект Жаворонков Бемижар мерк как легионер. Так что мне какой-то лорд-командор?

Лиза пытливо разглядывает мое лицо. Я будто слышу ее мысли: он кажется слишком уверенным, не погубит ли его это? От этого наивного беспокойства мне хочется ухмыльнуться, но сейчас не время, такое поведение может задеть ранимое девичье сердце.

— Я знаю это, но мои глаза видели совсем другое, — сообщает Лиза, она словно неосознанно подступает ближе и обвивает мою шею нежными руками. — Я видела, как ты заслонил меня своим телом и поймал предназначенную мне пулю. Спасибо.

Девушка прижимается ко мне, встает на цыпочки и требовательно смотрит в глаза. Она безмолвно шепчет губами: «Дай». Мне приходится наклониться, ибо мое тело за последние недели увеличилось в габаритах. Княжна тут же пользуется возможностью. Горячие розовые губы соприкасаются с моими.

Я замираю. Несмотря на то, что ожидал этого, жаркие объятия Лизы застают меня врасплох. Поцелуй сладок, нежен и волнителен, словно лепестки роз. Страсть бурлит в каждом движении манящих спелых губ. Уже и позабыл, насколько юная скромная Лиза до безумия чувственная и пламенная.

Мои руки скользят по изящной спине княжны, а взгляд падает на расправленную постель. Один шаг отделяет нас от близости любовников. И я не против него. Этот шаг укрепит мой союз с Бесоновыми, сделает Софию сговорчивее, а мои позиции в Империи еще крепче. Но прежде, чем его сделать, нужно кое-что прояснить. Ведь я не чудовище и не могу использовать влюбленное сердце, чтобы испить из него весь нектар полезности, а потом отшвырнуть хрупкую пустую оболочку, как глиняный черпак. Это касается всех девушек «прайда». И с Анфисой я был слишком скор и бездумен. Княжна Волконская отдалась мне под предлогом благодарности за вылеченную бабушку, и это затуманило мой взор. Но сейчас, уже обдумав произошедшее и осознав свое упущение, я не могу брать невинность дивных, как летние цветы, барышень и пробовать ее без последствий. Либо девушки двигаются со мной по жизни за пределы Галактики, либо их с радостью возьмут в жены земные аристократы.

Еще секунду помедлив, чтобы подольше насладиться ласками княжны — эх, по-прежнему несовершенен, каюсь, — я отрываюсь от мягких горячих губ, нежно поглаживая Лизу по груди и спине, и смотря в затуманенные от возбуждения голубые глаза и раскрасневшееся личико.

— Княжна уверена? — спрашиваю. — Мне предстоит тяжелый путь, и он не ограничится Землей. Совсем скоро мне придется покинуть эту планету. Очень возможно, навсегда.

— Как покинуть?! — распахивает она свой восхитительный ротик, но сразу же смущается и пристыженно прячет в рассыпавшихся волосах покрасневшее лицо. — Нет, не отвечай. Мне стыдно за свой вопрос, я не должна сомневаться в своем избраннике. Если тебе предстоит далекий путь, я хочу быть рядом… если можно, — смущенно добавляет она в конце. — А если нет — я и ждать тебя готова столько, сколько потребуется!

Ох, Отец-император! Слышал бы ты эту невинность, эту слепую веру в своего любимого! Думаю, тогда даже твой суровый каменный лик раздобрился бы на самую малость. Что уж говорить обо мне. Улыбка умиления сама пляшет на моих губах.

— Я должен еще раз спросить, — больших сил стоит не смотреть на разгоряченно вздымающуюся грудь княжны. — Ты уверена в только что произнесенном тобой? Ведь так и случится, Лиз. Либо ты проведешь вечность со мной в звездных странствиях, либо эту же вечность будешь ожидать меня из дальних странствий.

— Ты… ты отговариваешь меня? — с тревогой в голосе спрашивает Лиза. — Неужели… я… я тебе не нравлюсь? — и сейчас на ее лице из всех выражений преобладает страх, хоть возбуждение и не улетучивается.

Я чуть отстраняюсь. Неприкрытым плотоядным взглядом окидываю утонченные изгибы стройного тела княжны. Лиза отводит руки в стороны и вытягивается, давая рассмотреть себя полностью.

— Разве у тебя мало поклонников, чтобы сомневаться в своей красоте? — усмехаюсь. — Такая, как ты, не может не нравится. А твои фракталы — раскрытые или нет — делают тебя ценнее во сто крат в качестве матери будущих детей. Извини за откровенную правду, Лиз.

— Не извиняйся, — томно шепчет она, несказанно возбудившись от радостной новости. Ее ценят! И она больше не боится быть отвергнутой. — Я понимаю, ведь давно я тебе сама говорила о твоих потомках… Я хотела, — потупила она взор, — чтобы ты осознал мою ценность в этом плане.

Невольно представляется куча детишек с серебристыми волосами.

— Я давно хочу быть твоей, — в нетерпении шепчет красавица, изнывая от страсти. Ладони девушки скользят по ее бедрам.

Заставлять даму ждать совсем неправильно, поэтому я снова притягиваюсь к идеальному женскому телу. Мои руки жадно шарят по мягким выпуклостям.

— Раз все вопросы сняты, — шепчу я между поцелуев в розовые распухшие уста. — Я готов взять тебя в жены, Елизавета Бесонова.

— Правда? — щенячий восторг вспыхивает в ее глазах.

— Слово Владыки сказано, — впиваюсь ей в губы.

Прочная экипировка из смесовой ткани трескается от одного моего касания. Из черных одежд показывается бархатная бледная кожа грудей и живота. Лоскуты куртки и штанов еще остались на сексуальном теле, но они лишь подчеркивают красоту девушки и с новой силой распаляют голод, что пробуждается внутри.

Стук в дверь прерывает наши поцелуи.

— Кого еще принесла ненастная, — шепчу я, оторвавшись от сладостного женского тела. Лиза протяжно вздыхает, когда мои руки покидают ее изгибы.

Запахнувшись в халат, отворяю дверь. И застываю в немом удивлении.

В коридоре, помимо дружинника и персидского визиря, стоит вереница смуглых девушек в броских шелковых нарядах. Персиянки изящные, с узкими талиями и пышными бюстами. Белозубые улыбки сияют на темных лицах. Шелка прикрывают лишь бедра и вершины грудей, оставляя на обзор длинные ноги, плоские животы и пышности сверху. Часть девушек держит в руках бутылки вина и подносы с фруктами. Сверкает гроздь изумрудного винограда на ближайшем серебряном подносе.

— Владыка, — дружинник кивает на девушек. — Сказали, что эти красотки вам в подарок. Вот и впустили.

— Тахмасиб Седьмой желает приятных снов огненному Атару, — кланяется визирь. — И чтобы Солнцеликий не скучал, шах жалует вам изумруд своего гарема. Это лучшие мастерицы во всей Персии. Их касания способны утолить мужской голод, а пение и танцы усладить эстетический слух и взгляд самого привередливого знатока искусств. Шах ручается, что вы будете довольны провести с ними ночь.

Ну Тахмасиб! Ну подсунул ты мне дилемму. Я даже не знаю, что сказать. Прогонять как-то невежливо, но и не горю желанием устраивать танцы с плясками на ночь глядя. Как же меня вас спровадить,